Маленькие дети довольно регулярно достают мелочь из сумочек матерей. Обычно здесь нет вообще никаких проблем. Мать вполне терпимо относится к поведению ребенка, выворачивающего ее сумку наизнанку и наводящего в ее содержимом беспорядок. Она больше удивится, если не будет замечать подобного. У нее даже могут быть две сумочки, одна из которых никогда не попадает в руки маленького ребенка, а вторая, более повседневная, доступна для его исследований. Постепенно он просто вырастает из этого занятия, и ничто больше о нем не напоминает. Мать совершенно справедливо полагает, что это нормально и является частью первоначального отношения ребенка к ней и людям в целом.

Однако мы вполне можем понять женщину, которая будет действительно переживать из-за того, что ее маленький сын берет принадлежащие ей вещи и прячет. У нее уже был опыт другой крайности – ворующего вещи старшего ребенка. Нет ничего более угрожающего домашнему счастью, чем присутствие в нем члена семьи, способного украсть. Вместо обоюдного доверия, простого и непринужденного разбрасывания вещей где попало должен быть выработан специальный способ защиты важных вещей: денег, шоколада, сахара и прочего. В этом случае возникает ощущение присутствия в доме больного. У многих людей возникает очень неприятное чувство при мысли о воровстве. Сталкиваясь с ним, они чувствуют себя так же неловко, как и при упоминании слова «мастурбация». Помимо предыдущих встреч с ворами, люди могут совершенно конкретно расстраиваться из-за одной мысли о воровстве, потому что сами боролись в детстве со своей склонностью к нему. Именно из-за неудобного воспоминания о настоящем воровстве мать иногда напрасно беспокоится о вполне нормальной склонности маленьких детей к отбиранию ее вещей.

После недолгого размышления станет ясно, что в обычном домашнем хозяйстве, где нет больного человека, которого можно было бы назвать вором, на самом деле происходит довольно много краж, только они так не называются. Ребенок входит в кладовую и берет себе пару булочек или достает кусочек сахара из буфета. В обычном доме никто не назовет его вором (хотя в детском доме он мог бы быть наказан и заклеймен позором из-за несоблюдения правил). Возможно, родителям придется разработать правила для устранения постоянного беспокойства. Например, установить правило, согласно которому детям всегда разрешается прийти и взять хлеб или же определенный вид пирожков, но им запрещается брать пирожные и есть сахар из буфета. В таких вопросах всегда существуют определенные колебания, и спокойная жизнь в доме в некоторой степени состоит в выработке отношений между родителями и детьми в этих и подобных вопросах.

Но ребенок, который, скажем, регулярно приходит, крадет и быстро возвращает яблоки, не получив от них удовольствия, не в состоянии бороться с собой и болен. Его можно назвать вором. Он не знает, зачем совершил такой поступок, и, если на него будут по какой-то причине давить, он станет лжецом. Вопрос в том, чем занимается этот мальчик (конечно, вор может оказаться и девочкой, но каждый раз упоминать это будет лишним). Такой вор не ищет нужный ему предмет. Он ищет человека. Сам того не ведая, он ищет свою мать. Для вора это не приносящие удовлетворение дорогая авторучка, велосипед соседа или яблоко из чужого сада. Такого рода больной ребенок неспособен наслаждаться обладанием украденными вещами. Он лишь отыгрывает фантазию, относящуюся к его примитивным импульсам любви, и самое большее, что он может сделать – насладиться процессом и использованным умением. Дело в том, что он, в том или ином смысле, потерял связь с матерью. Она может все еще присутствовать в его жизни или уже нет. Она может даже оказаться рядом, быть абсолютно хорошей матерью, способной дать ему сколь угодно любви. Однако, с точки зрения ребенка, чего-то не хватает. Он может нежно относиться к своей маме и даже любить ее, но, в более примитивном смысле, по той или иной причине она для него потеряна. Ворующий ребенок – это младенец, ищущий мать или человека, у которого он имеет право воровать. Собственно говоря, он ищет человека, у которого он может что-то забрать точно так же, как, будучи младенцем, а затем маленьким ребенком в возрасте одного-двух лет он забирал вещи у матери просто потому, что она была его матерью, и у него были на нее права.

Есть еще один момент: его мать действительно является его собственностью, потому что он ее создал. Мысль о ней постепенно возникла из его способности любить. Нам может быть известно, что миссис Н., у которой было шестеро детей, когда-то родила сына Джонни, выкормила его, ухаживала за ним, а затем родила следующего ребенка. Однако с точки зрения Джонни, когда он родился, эта женщина была им создана: своим активным приспособлением к его потребностям она показала ему, что ее было бы благоразумно создать, что он и сделал. То, что мать отдавала ему себя, было заранее выдумано и должно было быть для него субъективным до того, как объективность начала что-то значить. В итоге, отслеживая воровство до самых истоков, всегда можно обнаружить, что вору необходимо восстановить свое отношение к миру, повторно обнаружив человека, который ввиду своей преданности понимает его и готов активно приспособиться к его потребностям. Тем самым ребенок получает иллюзию того, что мир принимает как данность его фантазии, поэтому он может поместить выдуманное там, где во внешней «коллективной» реальности есть преданный ему человек.

Каково практическое применение вышесказанного? Дело в том, что здоровый младенец в каждом из нас лишь постепенно становится способным объективно воспринимать маму, которую он создал в самом начале. Этот болезненный процесс называется крушением иллюзий, и нет необходимости активно разочаровывать маленького ребенка. Женщина должна сдерживать разочарование своего дитя и допускать его только в той степени, в которой, по ее мнению, младенец сможет принять его с удовлетворением.

Двухлетний ребенок, ворующий мелочь из маминой сумочки, играет в голодного младенца, считающего, что он создал свою мать, и предполагающего, что у него есть права на нее и ее имущество. Крушение иллюзий порой наступает слишком быстро. Например, рождение брата может стать ужасным шоком именно в этом аспекте, даже если ребенок готов к появлению младенца и испытывает к нему положительные эмоции. Внезапное крушение иллюзии, что он создал свою мать, легко запускает период навязчивого воровства. Обнаруживается, что вместо игры в обладание полными правами на маму ребенок навязчиво берет и прячет вещи, особенно сладкое, не получая никакого реального удовлетворения от этого. Если родители понимают, что означает этот период более навязчивого воровства, то будут действовать благоразумно. С одной стороны, они вытерпят