В. ГЕРАЩЕНКО: Какой крюк? Если он с помощью Резервного фонда, который возник в 2004 году, когда он два года держал средства этого фонда из положительного баланса бюджета на бесплатных счетах в банке, а потом конвертировал и стал покупать казначейские… Ты что, дурак, что ли? Ты финансируешь экономику США, в том числе военные расходы, хотя у нас полно дырок в инфраструктуре. У тебя мозги есть вообще или нет?

С. КОРЗУН: Так чего, не надо было создавать тогда этот стабилизационный фонд-то?

В. ГЕРАЩЕНКО: Нет, раз он создавался из-за плюса по ценам на нефть, газ и так далее, и тому подобное, то прекрасно. Но у нас же полно дырок в нашей инфраструктуре, до которой ни олигархам, никому дела нет.

С. КОРЗУН: Да у нас и черных дыр полно — они бы туда и ушли. Половина средств туда бы и ушло, в черные дыры.

В. ГЕРАЩЕНКО: А это уже другая проблема — кто распоряжается средствами, как и где контроль? Почему при бывшей системе такого не было? Почему сейчас коррупция приобрела такие масштабы?..

С. КОРЗУН: Кудрина прочат в том числе на президента или председателя совета директоров Центробанка. На Центробанк, короче.

В. ГЕРАЩЕНКО: Вы знаете, дело в том, что я хотя родился в 1937 году, но я с 1948 года, поскольку у меня папашу перевели из МИДа, из заведующего экономическим отделом, членом коллегии назад опять в банк, я знаю всех председателей. Вот, так или иначе, хотя я был еще школьник. Вот, когда люди приходили в банк из Минфина, всегда была, я извиняюсь за это слово, жопа. Они — не экономисты, они — счетоводы. Поэтому ничего хорошего. Вот, когда я сказал, что я против создания высшего банковского совета, во главе которого сейчас стоит Путин, да вообще этого нигде нету. И я сказал Путину, что я ухожу, у меня диабет, туда-сюда. Я сам ушел.

С. КОРЗУН: А есть еще люди в русских селеньях? Или при банках? Есть кого назначить председателем Центробанка, министром финансов?

В. ГЕРАЩЕНКО: Конечно, есть. Конечно, есть.

С. КОРЗУН: Кто? Назовите.

В. ГЕРАЩЕНКО: Ну, я не буду называть. Меня же не спрашивали, когда назначали Игнатьева.

С. КОРЗУН: Ну, я спрашиваю вас.

В. ГЕРАЩЕНКО: Я сказал: «Вы знаете, он не подходит, он — молчун». Не то что он там глупый и неумный человек, он — молчун, он никогда свое мнение ни при Касьянове, премьер-министре, ни при Дубинине, который был исполняющий, никогда свое мнение нигде не высказывает. Ну, зачем такой председатель? Тем более, если ЦБ имеет свое мнение о денежно-кредитной политике.

С. КОРЗУН: А у нас Центробанк играет такую же роль, как в других странах с развитой финансовой системой?

В. ГЕРАЩЕНКО: К сожалению, нет.

С. КОРЗУН: То есть второстепенный в любом случае, да?

В. ГЕРАЩЕНКО: Вы знаете, к сожалению, нет. И когда Горбачев нас с Павловым послал в США по договоренности со старшим Бушем, Павлов через день пришел и сказал: «Мне нечему у них учиться, потому что мы каждый год делаем 4 варианта бюджета, куда направить, в оборонку, не в оборонку и так далее, и тому подобное». А я ходил в Федеральную резервную систему, и мне там рассказывали, потому что мы изменили свою роль от основного кредитного института, мне разные там начальники рассказывали одно, другое, третье. И потом в заключительной беседе с Гринспеном, председателем ФРС много лет, он говорит: «Вот у нас 3 цели. Это прайс-индекс, вопрос цен, реальные доходы населения и безработица». Я говорю: «Алан, ты чего? Причем тут безработица? Есть же у вас Министерство труда». — «А как же? Если у нас выборы на носу, мы должны думать, насколько растут цены. Мы их потом прижмем, конечно. Насколько растут доходы населения и занятость. Иначе выборы будут в одном месте».

С. КОРЗУН: То есть американский госплан работал на американские же выборы?

В. ГЕРАЩЕНКО: Да. И тот же Гринспен… Я говорю: «Послушай, вот председатель ЦБ Италии получает 600 тысяч долларов в год, а ты только 125». Он говорит: «Виктор, я же не могу получать больше, чем президент. Но когда я уйду, я буду получать хоть 3 миллиона. Но сейчас вот есть определенные традиции». И потом он ушел. И когда все сейчас случилось в 2008 году, он взял основную вину на себя, чтобы не валилось все это на Бернанке. Хотя он все время говорил «Мы идем не туда». Все эти операции на акциях тех или иных компаний — это рано или поздно кончится на букву «ж», но плохо. (все смеются)

С. КОРЗУН: Производный инструмент, да? Или как их там?

В. ГЕРАЩЕНКО: Да-да-да. Он вообще в этом смысле, вы знаете, один из ведущих экономистов. И он, чтобы снять вину с Бернанке, взял вину на себя. Вот и все…

С. КОРЗУН: Вон видите, Чичилинов в политику возвращается, а вы тут в окопах «Эха Москвы» отсиживаетесь. Все ждут вас, ждут политики.

ВИКТОР ГЕРАЩЕНКО: Вы знаете, я не отсиживаюсь. Я уже давно понял, что мне при моих взглядах на политическую жизнь страны не нужно никуда соваться, потому что меня они только расстраивают. Вы знаете, я сейчас больше всего смотрю канал «Культура». Больше ничего. Ну, есть некоторые детективы, которые неплохо сделаны. Но в основном это все так себе. Смотреть особо нечего. И вот мне дети все время говорят: вот у тебя интернет, включи, туда-сюда, смотри с утра. Я боюсь, что если я его включу, то я буду смотреть полдня и терять буду время.

С. КОРЗУН: И злиться еще, наверное.

В. ГЕРАЩЕНКО: И злиться вдобавок. Что есть и куда мы идем? К сожалению, мы идем не туда.

С. КОРЗУН: Когда этот бардак закончится? Повторяю вопрос, присланный от человека, который назвался моделистом.

В. ГЕРАЩЕНКО: Вы знаете, когда все-таки во власть или в каналы власти придут профессионалы. Вы знаете, я вот иногда вспоминаю, что я в детстве, начитавшись всяких повестей, хотел быть юристом. И мне мой дядька, младший брат отца, сказал: «Витя, ну, что тебе идти в юринститут?» — он еще не был тогда объединен с юрфаком МГУ, а там выпускали адвокатов, судей, прокуроров, и мне хотелось быть справедливым человеком, — «Витя, зачем тебе туда идти? У нас справедливое государство. У нас юристов девать некуда (хотя сейчас два юриста у нас во главе страны). Иди лучше в экономисты. Ты сможешь всегда себе найти должность в предприятии, в учреждении и даже в ЖЭКе». И я пошел в госэкономический институт, хотя так получилось: там меняли директора, и я попал в финансовый институт, хотя я не хотел, чтобы думали, что я из-за отца пошел туда. Но потом привык. Знаете, коллектив. Полгода. И я не стал переходить.

С. КОРЗУН: Никогда не пожалели о принятом решении, о том, что пошли туда?

В. ГЕРАЩЕНКО: Знаете, нет. Нас готовили, вообще-то, как выпускников кредитного факультета. Чтобы мы были работниками — кредитными инспекторами в отделениях банка, но поскольку существовала тогда политика Хрущева… Развивалась внешняя торговля. Нас, почти всех москвичей, направили на формальную бухгалтерскую работу во Внешторгбанк. И я три года сидел, работал просто оформителем документов. Плюс с моей фамилией никто не хотел идти, чтобы меня куда-то перевели. Я попал в Англию, слава Богу, на практику на шесть месяцев без жены. И я по сравнению с нынешними реформаторами, Чубайсом и так далее, я увидел, что такое вот экономика там. Потом попал на работу, потом меня перевели в Ливан. Потом меня пригласили в Москву для так называемого брейн-уошинга (brain washing), чтобы у меня мозги проветрились, в Москву на три года. Потом меня послали в ГДР, не в ГДР, в ФРГ, во Франкфурт, а потом в Сингапур, где была, пардон, жопа. Я там пять лет отработал.