– Особенно когда обещанной тысячи не нашлось. Под бювар ты уже заглядывал – посмотри под промокашкой, как он сказал.

Терять мне было нечего. Я обнаружил тысячедолларовую бумажку с прекраснейшим портретом Гровера Кливленда.

– Будь я проклят!

Дядя взял у меня ассигнацию и пощупал ее:

– Если она не настоящая, то кто-то чертовски хорошо поработал, Эд.

Оба мы думали о том же, не произнося этого вслух. Настоящая это купюра или поддельная, подсунул нам ее не Бен Старлок. С тысячей долларов шутить нельзя, и наш абонент не шутил. Кем бы он себя ни назвал, он действительно хочет, чтобы мы расследовали смерть Салли. За тысячу долларов.

– Ты беседовал и со Стэнтоном, и с Вернеке, – сказал дядя, присев на угол стола. – Не мог это быть кто-либо из них?

– По телефону я с ними не говорил, – ответил я, – а в трубке голос звучит по-другому. Если это один из них, то он нарочно маскировался, говорил на октаву выше или через платок. Я выбрал бы Вернеке: когда мы общались, он уже сильно набрался – может, трезвый он звучит по-иному.

– И в марсиан верит, так ведь?

– Но если он хотел поручить нам расследование, почему не сделать это открыто?

– То же самое относится к Стэнтону, но это точно кто-то из них, Эд. Кто же еще? И у него есть какая-то причина держаться в тени.

– Ладно, так и будем пока считать.

– Вот-вот. Тут у нас штука баксов, парень – в американской валюте, не в марсианской. Сигару прикурим от нее или как?

– Этично ли брать дело и гонорар за него, не зная, кто наш клиент?

– А почему нет, если дело честное? Что честнее расследования подозрительной смерти, которая может оказаться убийством? В общем нет, в банк деньги пока класть не будем, – добавил он. – Если возьмемся за данное дело – а мы, полагаю, уже взялись, – то, вероятно, выясним, чья это тысяча и почему ее обладатель предпочел вручить нам деньги анонимно. И не захотим оставить деньги у себя, когда выясним. Спрячем в сейф, и пусть себе полежит. Это не означает, что мы приняли тысячу, и не означает, что отказались.

Сейф достался нам вместе с офисом. Получив его бесплатно, мы потратили пару баксов, чтобы поменять комбинацию цифр. Хранилась в нем мелочь на повседневные расходы и те немногие бумаги, которые в картотеке лучше не оставлять. Картотечный шкаф у нас запирается, но его и ребенок может открыть.

Дядя Эм положил купюру в конверт и убрал в сейф.

– Работы у нас все равно нет, Эд. Для начала разберемся, как деньги попали сюда. В субботу я как раз сменил промокашку, значит, их положили уже позднее, но до того, как сегодня утром я открыл кабинет. Ты выходил за сигаретами часов в девять, а я постоянно находился здесь.

– Их положили в субботу вечером или вчера, в воскресенье, – подхватил я. – Скорее всего вчера, после моего визита к Стэнтонам.

– Не исключено. Стэнтон, что бы он там ни говорил, оценил твое отношение к смерти Салли. Когда ты ушел, он проник сюда и…

– Минутку. Вряд ли под рукой у Стэнтона была тысячная банкнота, учитывая его образ жизни, а банки в воскресенье закрыты.

– Давай по порядку, Эд. Сейчас главное, как деньги тут оказались – посмотрим, не ковырялся ли кто в замке.

Мы тщательно исследовали дверной замок, но царапин и других следов взлома не обнаружили. Он американский, и вскрыть его так аккуратно мог разве что слесарь или опытный взломщик.

– Конечно, он мог взять ключ у нашей уборщицы, но я сомневаюсь, – заметил дядя. – Скорее в окно с пожарной лестницы влез. Это просто, поскольку в такую жару мы оставляем его открытым.

– Наверное, уборщица тоже марсианка и соучастница того, кто звонил, – предположил я. – Она-то и подсунула деньги.

– Да, я поговорю с ней и менеджера спрошу, где он держит ключи, но окно мы все же проверим.

На окне кабинета тоже никаких следов не нашлось, но это ничего не значило: на подоконник наш посетитель мог и не наступать.

Я вылез на пожарную лестницу, собираясь осмотреться в переулке, куда выходило окно, и подняться обратно в лифте. Затем я спустился на площадку второго этажа. Нижний пролет лестницы надо было освободить от противовеса, а потом уж спустить. Осмотрев всю конструкцию, я пришел к выводу, что не спускали его давненько – похоже, со дня покраски. Я перелез через перила, повис на руках и спрыгнул в переулок примерно с четырехфутовой высоты.

Хороший спортсмен с разбегу мог, пожалуй, ухватиться за нижнюю перекладину и залезть наверх, но ни Вернеке, ни Стэнтон атлетами не являлись, особенно Стэнтон. На противоположной стороне переулка находилась разгрузочная платформа со штабелями коробок и ящиков. Рабочий в комбинезоне переносил их на склад. Я поднялся туда, дождался, когда он придет за новой партией, и спросил:

– Скажите, ночью тут тоже что-то лежало?

– А зачем тебе знать? – подозрительно осведомился он.

Я показал ему удостоверение частного сыщика.

– В здании напротив произошел взлом. Мы полагаем, что преступник залез по пожарной лестнице. Но как он на нее-то взобрался? Если на платформе были какие-то ящики, он мог подставить их.

– А, вон оно что. – Он сплюнул. – Вон те деревянные ящики в дальнем углу – порожняк. Один парень забирает их по понедельникам как утиль, платит за них какую-то мелочь. Ночью все они находились тут, новые я пока не подбавлял.

– Они стоят, как раньше? В том же порядке?

– Похоже, нет. Поклясться не могу, но крайний штабель косоват что-то, обычно я аккуратнее работаю.

Я посмотрел. Там было четыре штабеля, каждый примерно шесть футов высоты, и крайний действительно отличался от своих ровных соседей.

– Не знаете, случайно, горит ли тут ночью свет? Фонарик с собой брать надо?

– Нет. Свет не то чтобы яркий, но видно, что делаешь. Я иногда работаю допоздна, знаю. Много он спер-то?

– На тысячу примерно. Большое спасибо.

Я вошел через парадную дверь, поднялся в лифте и рассказал дяде Эму про ящики. Он кивнул:

– Так он все и проделал, а лезть тем же манером назад было не обязательно. Замок у нас автоматический, захлопнул за собой, и порядок.

– Тогда ему пришлось бы вернуться в переулок и поставить на место ящики. Зачем так утруждаться?

– А за марсианина зачем себя выдавать? Для чего нести по телефону всю эту чушь? Думал, что мы сдуру поверим, будто марсиане могут проходить сквозь закрытую дверь, потому и замел следы. Но с уборщицами я все же поговорю.

– Зачем, если мы уверены, что он залез по пожарной лестнице?

– Они могли видеть, как он уходит. Пока ты ошивался внизу, я позвонил менеджеру и расспросил его на предмет ключей, расписания уборщиц и прочее. Их две: одна убирает четыре верхних этажа, другая – со второго по пятый. В магазинах на первом свой персонал. Приходят они каждый день в одиннадцать вечера, кроме субботы, работают до семи утра. Все ключи от офисов разные, универсального нет. Обе женщины держат их на кольцах в подсобке. Там тоже автоматический замок, и у каждой есть ключ от него. Открывает чулан, берет свою связку и идет убирать помещения. Наш злодей скорее всего влез через окно, но я тем не менее хочу с ними побеседовать – хотя бы с той, что убирает нижние этажи. Может, она видела, как он спускался по лестнице: на воскресенье лифт отключают.