– А я и не предлагаю, как Неизвестный, ухаживать за Орловой. Я предлагаю втереться к ней в доверие. Если с ней, скажем, подружиться, сделать так, чтобы она доверилась, тогда можно все узнать и не соблазняя.

Мы с Корнейси переглянулись.

– Сомневаюсь, – возразил брат. – Ты посмотри на Разинского: это же мечта каждой девушки. И если он начнет с ней тесно общаться, она непременно в него влюбится. А женщина с разбитым сердцем – пострашнее войны.

– Она уже тесно с ним общается. Практически все задания выполняет в паре с ним, а не со мной. А так Алексей будет четко контролировать ситуацию. И если заметит какие-либо чувства, то тут же постарается перевести их на другой уровень. Например, на дружеский.

Я засомневался. Предложение было очень заманчивым. Ольга сейчас не питает ко мне никаких чувств. Разве что легкую неприязнь. И в этих условиях действительно возможно то, что предлагает Джеймс.

– Не знаю… – задумчиво начал я.

– Алексей, нам нужно узнать секреты семьи Орловых, и единственная ниточка – это Ольга.

Взглянув в глаза брата, я увидел в них сомнение, но, в общем, заманчивая идея простой дружбы им была уже одобрена.

– А как быть с мнением общества?

– А ты постарайся общаться с ней на заданиях и так, чтобы никто не видел. Не давай Ольге рассчитывать на большее, – уверенно ответил Джеймс.

– Ну, хорошо. Только вы будете мне помогать!

* * *

Очередное задание я получил на следующий день, и на него мне предстояло отправиться с Ольгой и Джеймсом. Корнейси давал нам инструкции, а я морщился, хорошо представляя себе, какой будет реакция третьего творца. И она не обманула моих ожиданий.

– Я не ошиблась? Мы должны убить Александра Первого?! – воскликнула девушка.

– Ольга, поймите. Несколько лет назад Алексей помог ему взойти на престол. Это было горячее желание молодого человека. И он прекрасно был осведомлен о цене.

Убийство его отца. Молодой царевич не спрашивал, но я видел по его глазам, что он догадывался о цене. Смерть Павла была необходима, иначе он втянул бы Россию в ненужную кровопролитную войну.

– Он так страдал из-за своей супруги, – прошептала Ольга.

А я чуть не застонал в голос. Как можно быть такой наивной? Она совершенно не знает жизни. Памятуя о своем задании, я постарался сдержать раздражение.

– Он знал об этом, я оставлял ему записку с упоминанием цены, которую ему предстоит заплатить за брак с ней. Он просто хотел обладать этой женщиной. Поверь, они оба нашли утешение в браке, – постарался успокоить ее Джеймс.

– И это вы считаете нормальным? – вскочив, девушка заметалась по кабинету.

– Да что же у вас за навязчивая наивность? – вскочив, вскричал я. – Вы вообще способны думать? Мы говорим о благополучии тысяч людей! А вы переживаете за императора, который знал, на что идет?

– То есть за деньги вы готовы пойти на что угодно? – тихо спросила Ольга.

Джеймс пытался за спиной у девушки что-то мне показать, стучал по голове, но я не обратил внимания. Мое раздражение нашло выход.

– Эта наша работа, за которую мы не только получаем деньги. Мы усиливаем экономическое благополучие как отдельных людей, так и страны в целом. Друзья, знакомые и родные не голодают и вообще живут отчасти благодаря нашему труду.

– Вы так уверены в этом? – иронически заметила Ольга.

– Да, уверен. Как вы знаете, я изведал не только благополучную и сытую сторону жизни и сделаю все, чтобы мои современники жили лучше. Даже если это означает за небольшой процент от полученной выгоды обогащать буржуазию и дворянство, к которому и вы сами, кстати, относитесь.

Орлова снова заледенела и, повернувшись к Корнейси, спросила:

– Я могу идти переодеваться?

Тот, с опаской поглядывая на нас, кивнул.

Едва за девушкой закрылась дверь, как Джеймс воскликнул:

– Ну ты и дурак!

– Это я дурак?! – поразился я. – Ты ее слышал?

– Я тебя слышал! – возмутился друг. – Кто так с барышнями разговаривает?

– Алексей прав, – неожиданно заступился за меня Корнейси. – Ольга должна избавиться от своих идеалистических представлений, мир не всегда прост и однозначен. Я даже, кажется, знаю, как этому поспособствовать… А теперь дайте мне подумать, отправляйтесь на задание.

Пока готовились, Джеймс учил меня, как обращаться с Ольгой.

– Ты должен быть с ней мягок и вежлив. Как она расскажет тебе все свои секреты, если ты то орешь на нее, то рычишь?

– Джеймс, ты меня не понимаешь. Я тебе по-русски объясняю: я не привык к общению с трепетными ланями, я их раньше вообще избегал. Я умею найти подход и верное слово для опытной женщины, но не для невинной девушки. Общение с ними чревато!

– Мы ведь уже договорились, что никто ничего не узнает.

– Тебе хорошо говорить, не ты будешь искать способ завоевать ее доверие. У меня начинается мигрень, едва только она рот открывает.

– А ты представь, что не слышишь ее.

– То есть что я глухой? – воскликнул я и, подхватив вещи, направился на выход. – А заодно слепой и немой.

– Ух, Разинский! – донеслось мне вслед недовольное ворчание.

В этот раз мы втроем прыгнули в небольшую деревеньку, к добротному, хотя и старому дому, внутри которого находились император с женой.

Джеймс, осмотревшись по сторонам, направился к дому, к зарослям кустарника с редкими, еще не облетевшими желтыми листьями.

– Куда это он? – еле слышно спросила Ольга.

Я в удивлении посмотрел на нее.

– Вам разве не рассказали?

Дотронувшись до ее спины, я направил девушку в сторону лавочки, и, конечно, она, споткнувшись, едва не полетела на землю. Успев в последний момент подхватить Ольгу, я заметил покрасневшие щеки.

Это прекрасно, что собственная неуклюжесть ее смущает: было бы совсем плачевно, если бы она ничего не замечала.

Добравшись до лавочки, я наконец отпустил девушку, усадив ее и присев рядом. Ольга выглядела как-то странно.

– Вам нехорошо?

Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых застыло незнакомое мне выражение.

– Э-э-э… Да…

Что она там мямлит?

– Я думал, вам рассказали, какими способностями владеем мы с Джеймсом.

Ольга мгновенно очнулась от своего странного состояния.

– Вы мне расскажете?

Внезапно поднялся ветер. Подняв в воздух желтые и красные опавшие листья, воздушный поток весело закружил их вокруг Ольги и, осыпав ее золотым дождем, утих.

Она засмеялась, и я даже залюбовался ею. Смех – единственное, что ей шло.