в состоянии эскизных проектов и в ближайшие два-три года построены ещё не будут. Но и «Врил-7», способный с огромной скоростью летать на высоте, недоступной ни одному современному истребителю, делал Америку уязвимой для наци.

Из глубокой задумчивости Гарримана вывел президент.

— Что скажете об этом, Аверелл?

— Странно. Удивительно. Невероятно, — отчеканил спецпредставитель. — Вы уверены, мистер президент, что этой информации следует доверять?

— Я задался тем же вопросом, когда мне переслали эту папку. Жаль только, что это произошло уже после отлёта господина Молотова. И поручил перепроверить обстоятельства получения документов. Полицейский, передавший её сотрудникам нашего посольства, известен им как наш давний симпатик уже более десяти лет. И его подразделение действительно получило приказ арестовать агента Коминтерна на снимаемой им квартире. Комми, к сожалению, избежал ареста, сбежал по крышам, отстреливаясь от полиции, но другу Америки удалось разыскать в тайнике и этот доклад, и другие документы, касающиеся шпионской деятельности агента в Швеции. Остальное наш друг сдал в полицейский участок, а эти сведения передал нашим людям.

— А вы решили поделиться сведениями о разработках наци с большевиками? Это после того, как они начали искать контакты с нами, чтобы заключить мир?

— Не совсем так, — поморщился ФДР. — Если агент большевиков ушёл, то основные данные из этого доклада уже легли на стол Сталина. Пусть без фотографий… м-м-м… объектов и подробных чертежей, но основные положения доклада «Дядюшке Джо» уже известны. И мне нужно знать его мнение по этому вопросу. Мне нужно вытянуть из него его мнение о данной проблеме. А ещё — попытаться договориться о том, чтобы большевики поделились с нами некоторыми технологиями собственной разработки.

— Какими именно?

— Вы уже знаете, Аверелл, как джерри и их союзники боятся «сталинских орга́нов». А теперь от них приходят слухи об использовании русскими реактивных самолётов.

— То есть, они обогнали в этом направлении даже кузенов?

— Именно! И нам нужно получить от них технологии производства реактивных двигателей. В обмен на поставки нашего оборудования для постройки заводов в России. Это и будет предлогом для вашего визита в Москву. Что же касается зондажа немцев о возможном заключении сепаратного мира с нами, то пусть это будет нашим небольшим секретом: Сталину о них знать ни к чему.

Фрагмент 22

43

В ЗАГС они пошли вовсе не в день прилёта, как загадывал Юдин, мечтая о встрече с любимой женщиной. Всё-таки помешала бумажная волокита: представители Штаба партизанского движения и сотрудники НКВД не отстали от «гражданки Жаботинской», пока не закончили все формальности, а саму её и сына не определили в крошечную комнатку в служебном общежитии. Где остался ночевать и Виктор. С огромным трудом, поскольку коменданта удалось убедить в том, что он Магде не посторонний человек, лишь показав выданное в партизанском отряде рукописное свидетельство о рождении ребёнка, где отцом малыша значился Виктор Юдин, младший политрук Красной Армии.

— Ты прости, миленький, — когда они, наконец-то остались вдвоём (если не считать сына), предупредила Магда. — Но «этим самым» мне после родов ещё целый месяц нельзя будет заниматься.

Да разве же он из-за этого рвался увидеть её⁈ Он счастлив даже только от того, что просто видит эту женщину, которую так часто вспоминал все долгие месяцы после расставания на краю хутора Зарембы. Счастлив видеть её, счастлив держать в руках крошечного человечка, о существовании которого узнал всего четыре дня назад. Его сына, его продолжение.

— Теперь и погибнуть не страшно, — вырвалось у Виктора, когда он смотрел, как Магда кормит грудью малыша.

Он любовался и своей первой, единственной женщиной, и, чего уж там скрывать, её грудью, тяжесть и упругость которой помнил по той самой памятной ночи в Западной Белоруссии. Не говоря уже про умилительно-сосредоточенное выражение сосущего грудь малыша.

— Не смей так говорить! — впервые за время их знакомства повысила на него голос женщина. — Ты обязан вернуться с войны. Ради меня, ради него, ради наших будущих детей. Я уже решила: их у нас с тобой будет ещё четверо. Чтобы получилась настоящая семья — семь я, как по-русски говорится! Хватит с меня того, что война отняла у меня одного мужа и одного ребёнка!

Всю ночь проговорили, прижимаясь друг к другу на узкой общежитской кровати. Рассказывали про то, как жили после того, как Магда сказала ему на прощание: «Иди, миленький. Туда иди. Ваши солдаты туда ушли». Говорили, говорили и не могли наговориться. Вот потому-то и явились в ЗАГС невыспавшимися. Только кроха Витя, Виктор Викторович Юдин, что-то недовольно ворчал из пелёнок, пока отец и мать заполняли бланки и расписывались в документах, гласящих, что отныне они муж и жена. А Магдалена Александровна Жаботинская отныне носит фамилию Юдина.

Пять дней отпуска пролетели мгновенно. Первый из них, как уже было сказано, «молодые» потратили на то, чтобы узаконить отношения и… отпраздновать «свадьбу». Виктор решил не откладывать дело в долгий ящик ещё и потому, что прекрасно осознавал: на фронте всякое случается. А их на политзанятиях уже вовсю «накачивали» тем, что вот-вот начнётся наступление на Смоленск. Значит, новые потери, и среди убитых может оказаться и он. А так — хоть какие-то средства в виде пенсии семье погибшего офицера Красной Армии станет получать его ребёнок. Ну, а пока он жив, его денежное довольствие финансовая часть будет пересылать жене офицера.

Потом была беготня в поисках работы для Магды и место в яслях для Вити: четыре недели после родов уже давно прошли, и теперь супруге нужно было трудоустраиваться. Посоветовавшись, Юдины пришли к выводу, что незаконченное электротехническое образование позволит Магде устроиться в коммунальную контору. В первую очередь — из-за близости к общежитию и детским яслям.

Там, правда, с очень большой настороженностью отнеслись к её жуткому произношению и отсутствию документов, подтверждающих учёбу в университете Варшавы. С настолько большой, что Виктор разглядел в глазах начальника конторы жгучее желание вызвать сотрудника НКВД для проверки подозрительных визитёров. И лишь справка из Штаба партизанского движения о том, что Жаботинская Магдалена Александровна зимой 1941−42 гг. являлась участницей партизанского движения в Белорусской СССР и даже награждена медалью «За боевые заслуги» (что стало сюрпризом даже для Юдина), отвратило бдительного начальника от первоначальной идеи.

Суббота ушла на краткий экзамен по электротехнике, сданный будущим диспетчером на «хорошо» (сказался язык преподавания и различия в терминологии). В понедельник можно было бы и выйти на работу, но Виктор и Магда упросили начальника перенести этот выход на вторник, чтобы она могла проводить мужа на фронт. И снова два дня «колыхания» в воинском эшелоне, а потом на «попутках» из Ярцево в Кардымово.

А по прибытии в родную часть Юдина ждала ещё одна радость — вернулся из госпиталя Игорь Ларионов. Не вполне долечившийся.

— Можно сказать, сбежал, — поделился со старым другом комбат. — Тут наступление на носу, а мне что, в тылу прохлаждаться?

О том, что вот-вот начнётся наступление, говорили уже не только политработники. Для командного состава полка организовали учёбу, в ходе которой некие прибывшие из штаба корпуса инструктора рассказывали, с какими немецкими новинками придётся столкнуться красноармейцам при прорыве обороны и штурме Смоленска. Фашисты ведь тоже делают выводы из хода предыдущих боёв с Красной Армией.

Зимний удар в направлении Москвы и последующее советское контрнаступление привели к серьёзным потерям вермахта как в живой силе, так и в боевой технике. Как говорили приезжие инструктора, к моменту, когда контрнаступление выдохлось, у фашистов осталось не боле 20% той техники, с которой они вторглись в СССР 22 июня прошлого года. Уже к началу операции «Тайфун», как они назвали попытку прорваться к Москве, немцы вовсю использовали трофеи, захваченные в Европе и западных районах Советского Союза.

Запустили в Германии и производство новых, более совершенных модификаций танков. Редкие уцелевшие «единички» и «двоечки» теперь используются лишь в разведбатальонах, а основная ударная сила немцев на начальном этапе войны, Пц-3 и Пц-4, получили дополнительную броню и более длинноствольные пушки. «Тройка» — пятидесятимиллиметровую, а «четвёрка» — калибром 75 мм. Что позволило им в столкновениях с довоенными танками СССР претендовать на пробитие даже лобовой брони Т-34. А навесные бронелисты противодействовать бронебойным снарядам с донным взрывателем: взрыватель срабатывает после пробития навесного экрана, и основная броня остаётся неповреждённой. Подобным же методом