Прибалтики Советскому Союзу. Лишь после разрешения Сталина изъять территориальный вопрос из документа, два министра иностранных дел 26 мая подписали советско-английский договор о союзе сроком на 20 лет. Не согласился Черчилль подписывать и документ об открытии в 1942 году Второго Фронта.

В полёт через Северную Атлантику бомбардировщик стартовал 28 мая с аэродрома Прествик на западном побережье Шотландии. До Рейкьявика долетели благополучно, но со следующей посадкой на Ньюфаундленде возникли сомнения, которые заронил оказавшийся в Исландии американский полковник, подошедший к Пуусэппу.

— Я знаю, кто с вами летит. Не стоит лететь на аэродром Гандер на Ньюфаундленде, где вам советуют приземлиться британцы: там всегда туман, и вы можете разбиться. А в Гус-бее удачный микроклимат, там вы точно удачно сядете.

Из-за короткой взлётно-посадочной полосы Пуусэппу с трудом удалось поднять машину. А к концу этого этапа перелёта подтвердились и слова американца: окрестности Гандера были затянуты плотным туманом, и майор повёл ТБ-7 к секретной авиабазе Гус-бей в Канаде, местонахождение которой на карте отметил полковник, где сияло солнце.

Несмотря на тёплый приём американцами, не обошлось без накладок и по пути в Вашингтон. Сопровождать советский «дипломатический бомбардировщик» выделили «летающую крепость» Б-17, которая действительно некоторое время маячила неподалёку. Но едва ухудшилась погода, как «американец» исчез, а Пуусэппу пришлось снизиться под облака и следовать к столице Америки по наземным ориентирам.

Диалог с Рузвельтом, в сравнении с тем, что происходило в Лондоне, можно было охарактеризовать короткой фразой: небо и земля. Не исключено, что свою роль сыграло пришедшее известие о начале крупного наступления Красной Армии в районе Смоленска. Американский президент и начальник штаба армии США Джордж Маршалл полностью поддержали просьбу Сталина об открытии Второго Фронта уже в 1942 году и без каких-либо правок подписали привезённое наркомом коммюнике, говорившее об этом. Единственной допущенной устной оговоркой было сетование на недостаток транспортных судов для переброски большого количества войск во Францию.

Тем не менее, сетования в ходе переговоров — это одно, а подписанный документ — совсем другое. И Молотов решил снова лететь к Черчиллю.

Удивление Черчилля тем фактом, что Рузвельт подписал Коммюнике об открытии Второго Фронта, не знало границ. Он взял на раздумье несколько часов, по истечении которых объявил:

— Мы не знаем, чем именно руководствовался господин Рузвельт, подписывая этот документ, но надеемся, что имел для его подписания веские аргументы. Конечно, мы тоже подпишем его вслед за Америкой, но оставляем за собой право продолжить консультации по данному вопросу с Соединёнными Штатами. От британского же правительства мы подготовили «Памятную записку», в которой излагаем позицию Великобритании по данному Коммюнике.

Черчилль не был бы сам собой, если бы содержание этого меморандума дезавуировало его прежнюю позицию. По сути, «Памятная записка» говорила о том, что британская сторона не считает себя связанной обязательствами, изложенными в Коммюнике.

Какие бы строгие меры секретности вокруг визита наркома иностранных дел за океан ни предпринимались, не заметить советский бомбардировщик на аэродроме Вашингтона было просто невозможно. Весть о прилёте «посланцев Сталина» мгновенно разнеслась по американской столице, и пилотам ТБ-7 шагу нельзя было ступить без бурных приветствий американцев. Поэтому о миссии Молотова мгновенно узнали в Берлине, и Геринг дал слово фюреру сбить или даже захватить самолёт с дипломатами.

Именно поэтому англичане предложили экипажу возвращаться в Москву иным маршрутом — через Африку и Иран. Однако лётчики его отвергли, опасаясь того, что моторы не выдержат высокой температуры при пролёте над пустынями Северной Африки. А чтобы избежать неожиданностей, Молотов принял решение переслать текст Коммюнике в Москву по радио. И документ стал достоянием мировой общественности, ещё когда Вячеслав Михайлович был в воздухе.

Среди встречающих «дипломатический бомбардировщик» на Центральном аэродроме Москвы утром 13 июня был командующий АДД Голованов. Который даже не мог сказать, сколько километров его нервов погибли за время ожидания результатов этого беспримерного перелёта. Все его участники получили ордена, а Эндель Пуусэпп и Сергей Асямов (посмертно) были награждены званиями Героя Советского Союза.

Фрагмент 24

47

Присказку одного из добровольцев «жизнь — как шкура у зебры: полоска белая, полоска чёрная, полоска белая, полоска чёрная, а в самом конце — жопа!» Виктор вспомнил на левом берегу Днепра, возле села Богородицкое, расположенного южнее Смоленска.

Оборону немцев восточнее областного центра проломили мощнейшей артподготовкой, ударами штурмовой авиации и танковым тараном. И лишь после этого в прорыв была введена 2-я гвардейская мотострелковая дивизия, сумевшая менее чем за сутки одолеть около пятнадцати километров и выйти к Днепру южнее населённого пункта Соколья Гора. Ночью батальон Ларионова на бронетранспортёрах форсировал реку и сбил охрану восстановленного немцами железнодорожного моста на ветке, ведущей к Починку. В ходе начавшегося затем боя мотострелки заняли село Высокое, обеспечив безопасную переправу на плацдарм всего полка.

К концу этого дня нашими были уже Козино, Селифёрово Борщевщина, станция Тычинино и Бубново. Потеряли при этом, ни много, ни мало, до трети боевых машин, поражаемых даже слабенькими противотанковыми пушчёнками калибра 37 мм и польскими противотанковыми ружьями, что немцы выгребли со складов трофеев, захваченных в тридцать девятом году. А командование требовало «давай, давай, давай!». В смысле — не только окопаться на плацдарме, куда будут переправляться дополнительные силы, чтобы продолжать наступление, но и поскорее, пока немцы не опомнились, расширить этот плацдарм.

Так рота Юдина, перемахнув плёвенькую речушку Дрёсна, и оказалась в селе Богородицкое, в которое уже входила немецкая пехота, направленная для контратаки против плацдарма. Самое неприятное — в сопровождении взвода чешских лёгких танков Лт-38, пусть и вооружённых всего-то тридцатисемимиллиметровками, но БТР-60 попадания их «игрушечного» снаряда — за глаза, чтобы вывести из строя. И после пятнадцать минут боя четыре бронетранспортёра горели жирным, коптящим пламенем. Ещё одному, лишившемуся левого переднего колеса, пришлось отползти за деревья на окраине и поддерживать спешившихся стрелков пулемётным огнём.

Да, все три «тридцать восьмых» тоже подбили, как и пару фашистских полугусеничников. Но рота старшего лейтенанта, вооружённая лёгким стрелковым оружием, столкнулась не меньше, чем с батальоном, у которого имелись на вооружении миномёты. А их вовсе не зря на фронте называют «суками». И ладно бы, если только они одни! Ведь всего в четырёх километрах находится аэродром, пусть и выведенный из строя ударами наших бомбардировщиков, но для фрицев отнюдь не бесполезный. Поэтому, вслед за рвущимися минами, окраину села, где залегли бойцы Юдина, стали сотрясать и разрывы более «серьёзной» артиллерии.

Игорь Ларионов отреагировал на доклад Виктора, сделанный по радио, совершенно адекватно:

— Отводи роту в Козинку! Я свяжусь с полком, чтобы твой отход прикрыла дивизионная артиллерия.

«Раскатал губу», как сказал бы кто-нибудь из добровольцев: никакая дивизионная артиллерия по Богородицкому стрелять не стала. Хорошо, хоть беглый огонь по западной окраине села открыли полковые 120-мм миномёты, действительно заставившие залечь немцев, нажимавших на мотострелков. Зато заработал «машиненгевер» на северной окраине, отсекая ребят от рощицы на другой окраине, восточной. По нему «отбарабанил» КПВТ одного из уцелевших бронетранспортёров, заставив заткнуться. Да только винтовочной стрельбе немецкой пехоты «крупняк» не очень-то помешал: МГ легко различить по характерному «цветку» пламени на дульном срезе, а достать фрица, залёгшего с 98кар под каким-нибудь кустом намного сложнее.

Тем не менее, как заметил Юдин, часть бойцов роты под прикрытием бронетранспортёров таки сумела добраться до той самой рощицы. Немного, всего десятка два. Но спаслись ли они? Ведь тут же немецкая артиллерия перенесла огонь на рощицу: всё-таки хорошо у гадов работают артиллерийские корректировщики огня.

Снаряды и мины уже рвутся не только в самой рощице, но и на подступах к ней. Прорываться туда — самому влезть под их осколки.

— Отходим к кладбищу, юго-восточнее! — сориентировавшись, проорал ротный тем, кто был ближе к нему. — Радист, передай в штаб батальона, что мы будем отходить по правому берегу Дрёсны. Радист!

Сеня Селиванов, улыбчивый парнишка из-под Тамбова, уткнулся лицом в землю рядом с рацией, из пулевого отверстия в которой тянется струйка синего дымка.

Перебежками не уйти: открытое пространство простреливается теми фашистами, что напирают, укрываясь за сельскими домами. Ползком, только ползком! А там, за кладбищенской оградой, будет хоть какое-то прикрытие от пуль.

Характерные короткие очереди из «калашей» между домами восточной части Богородицкого всё реже