Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ещё я надеялся, что они не заметили вот чего: по мере того, как Пенелопа теряла, одно за другим, свои преимущества, мне становилось всё больше не по себе.
Разыгрывать из себя скупердяя и сволочь может и весело, да только вот девушка мне по-настоящему нравилась. Да и на вид она становилась всё краше и краше...
Ярость заставила её грудь бурно вздыматься. Она же позолотила щечки румянцем и зажгла в глазах неугасимый огонь.
А вот с волосами Пенни творилось что-то странное... Целые пряди их скручивались в жгуты и поднимались над головой. На концах их я вдруг заметил небольшие головки с довольно злобными глазками и быстрыми раздвоенными язычками...
Змеи! Мама дорогая.
Так. Комедию пора заканчивать, пока меня не покусали.
Время разбрасывать камни миновало, и лучше всего свалить, пока они не полетели в меня.
— Пенелопа, тыковка, попрощайся со мной. До свадьбы мы не увидимся — это плохая примета... Да и после — ты же знаешь, я человек занятой. Так что на особо бурную семейную жизнь не рассчитывай.
Бестрепетно поднырнув под облако змеящихся волос, я ещё раз чмокнул горгониду в щечку.
А потом, подмигнув Одиссею, был таков.
За спиной я услышал звероподобный, душераздирающий рёв обманутой женщины. Но вскоре он стих до всхлипов, которые перемежались мягким мужским баритоном.
Дело сделано. Пенелопа, уяснив, какую огромную совершила ошибку, бросилась за утешением к бывшему — то есть, к Одиссею. Он, конечно, подставил сильное плечо...
А со свадьбой я как-нибудь разберусь. Потом. Честно-честно.
Главное, что сладкая парочка объединилась против общего врага, то есть — меня.
На этой жизнеутверждающей ноте я ворвался в общий зал клуба, и... Прикипел к полу.
Зал был пуст — от слова "совсем".
Не маячил за стойкой, меланхолично протирая бокалы, Эврисфей. Не требовали долива пива после того, как осядет пена, бережливые туристы. Не гомонили, сгрудившись за дальним столиком, байкеры...
Под потолком, вокруг вентилятора, одиноко моталась крупная бородатая муха в тельняшке — но на этом всё.
И самое главное: здесь не было той, за кем я пришел.
Лолы.
В растерянности я прошествовал через весь зал, заглянул, перегнувшись за стойку — так, на всякий пожарный.
Никого. Серебряные краны начищены до блеска и накрепко задраены, прозрачные как слеза младенца кружки выстроились на своих местах — подобно забытому воинству, генералы которого внезапно дезертировали с поля боя...
Даже пол, выложенный чёрно-белой каменной плиткой, сиял первозданной чистотой.
Поджав недоверчиво губы, я направился к парадному выходу.
Ну ладно — туристы. Я так понимаю, пьяная горгонида могла отвадить их от заведения легко и надолго.
Но остальные?..
Впрочем, эти рассуждения были бы правомочны, если бы Лола была здесь. Но ведь она исчезла. Как корова языком.
С этими мыслями я толкнул дверь на улицу.
За нею тоже была парковка — для гостей клуба. Обычно она забита под завязку, но сейчас, когда в "Затычке" шаром покати, должна пустовать.
Но не тут-то было!
Остолбенев, я даже не заметил, как тяжелая дверь, притянутая мощной пружиной, чуть не прищемила меня насмерть.
Несмотря на раскалённого, как печь в преисподней, Задницу. На то, что покрытие плавилось и проминалось под ногами. На то, что и сам воздух можно было нарезать ломтями, а потом жарить на нём яичницу...
По парковке, с гопотом, топотом и матом носилось два десятка байкеров. Ой. Кажется, я оговорился.
Бывших байкеров.
Одетые не в своеобычные жилетки и джинсы, а в короткие шорты и бутсы, с азартом в глазах и с голыми лоснящимися торсами, по которым мускулы перекатывались, как лягушки в масле, байкеры пинали мяч.
Мяч визжал и отбивался, то и дело выстреливая в игроков липкими щупальцами и норовя злобно впиться зубами в лодыжки.
Как вы уже поняли, это был футбол.
Очень своеобразный и чудной — ведь у некоторых игроков было куда больше двух ног...
Но это был он.
Все признаки на лицо: даже судья в полосатой рубашке. Я с изумлением узнал мастера Скопика — ну помните, карлика из гильдии воров?
В зубах его был зажат свисток, а в глазах — решимость засудить до смерти всякого, кто дотронется до мяча не той конечностью.
На противоположных краях стоянки были устроены ворота — громадные сетки из-под плодов каменного дерева. Ячейки в них были шириной в метр, но кто я такой, чтобы критиковать?
В правом голкипере я узнал знакомого синего осьминога — согласитесь, вратарь, обладающий четырёхкратным против стандартного количеством ног — просто находка для любой команды.
В других воротах стояла... Лолита.
Совершенно трезвая, в боевом шлеме с накладками для щек и носа, в металлической юбочке и любимом бронелифчике. Традиции ради и юбка, и лифчик были раскрашены в цвета команды: зелёное с золотом.
Другая половина игроков была в синем — под цвет шерсти осьминога.
Я стоял столбом и пялился на это диво, совершенно не замечая, что начинаю подгорать: кожу лба и щек уже саднило, все порезы и покусы, нанесённые кроликами-каннибалами, ужасно расчесались.
Совершенно неожиданно я вспомнил, что больше всего мечтал о горячей ванне и плотном завтраке.
И внезапно эти желания обрушились на меня с новой силой...
Я готов был рухнуть в обморок от голода и теплового удара, но тут раздался резкий и пронзительный, как свист вскипевшего чайника, сигнал.
Судья объявил перерыв.
Игроки, тряся гривами, как вспотевшие лошади, потянулись обратно в клуб.
Скопик церемонно со мной раскланялся и поспешно проскользнул следом.
Изнутри тут же раздался его хлёсткий, как пощёчина, голос: судья, он же — тренер в одном флаконе, принялся распекать игроков.
Удивительной силы духа человек. Обладая метровым ростом, он относился к горгонидам, как заботливая, но строгая наседка к выводку цыплят...
— Оторва?.. Ты что здесь делаешь? — Лола, уже без шлема, с ног до головы покрытая блестящей плёнкой пота, возвышалась надо мной, как удивлённая кариатида. — И... Что на тебе надето? Почему ты выглядишь, как начинающий гнолл?..
— Да вот, пришел вытаскивать тебя из запоя, — брякнул я то, что первое пришло в