– Ой! – восторженно воскликнула она и, увидев в окне мокрое лицо Мэтта, подпрыгнула от неожиданности.

– Крышка распределителя, – произнес Мэтт, щурясь от дождя. – В машинах с низкой посадкой типа вашей они быстро намокают, тем более при таких лужах. Здесь нужен технический аэрозоль WD-40. Я вам вот что скажу. Я поеду с вами, а ребятам велю развернуться и ехать следом. Хочу удостовериться, что вы в порядке и добрались до дома.

Не слушая ее возражений, он сел на пассажирское сиденье и кивком показал, что надо объехать красный минивэн. Она вдруг поймала на себе взгляды его работяг и особенно остро почувствовала, что на ней мокрая блузка, а рядом чужой мужчина.

– А теперь слушайте на здоровье вашу музыку, – ухмыльнулся Мэтт.

Изабелла включила приемник на полную громкость, ее накрыло волной ликующих звуков клавесина.

– Гендель, – сказала она, заметив, что Мэтт рассматривает футляр от кассеты.

– Только не говорите мне, что…

– Да-да. Это «Музыка на воде», – хихикнула она, услышав в ответ его раскатистый смех.

Она сама толком не знала, что на нее нашло. Может, дело было в чувстве облегчения, что машина в порядке, может, в отчаянии из-за расстроенных финансов, а может, в необходимости дать выход эмоциям, но, когда ее старая колымага затряслась по ухабам по дороге к одинокому, прохудившемуся и слишком накладному для хозяйки дому, Изабелла принялась смеяться, смеяться до упаду, причем так, что сама испугалась, не закончится ли этот смех слезами.

Она свернула на подъездную дорожку, заглушила мотор, выключила магнитофон и резко оборвала смех. И наступившая тишина внезапно стала слишком многозначительной.

Изабелла посмотрела на свои руки, на мокрые пятна на длинной юбке, на грудь, облепленную сырой блузкой. Она даже не увидела, а скорее почувствовала, что Мэтт буквально ест ее глазами, и поспешила сделать строгое лицо.

– Как приятно видеть вас улыбающейся, – невозмутимо обронил Мэтт.

Их взгляды встретились, в его пронзительно-голубых глазах она не увидела обычной самоуверенности. Он положил ей руку на плечо.

Ее словно пронзило ударом тока, но Мэтт открыл дверь, вышел из машины и пошел под дождем к своему минивэну, а Изабелла неожиданно для себя дотронулась рукой до того места, что хранило его тепло.

Даже для человека, зарабатывающего вдвое больше, не нашлось ничего, что можно было бы считать нормальным домом. Абсолютно ничего для человека, который не хотел уезжать из тех мест, где провел всю свою сознательную жизнь. Байрон сидел в машине – дождь косыми потоками заливал лобовое стекло, щенки на заднем сиденье скулили и огрызались друг на друга – и искал в местных газетах несколько строчек, которые могли бы помочь ему обрести дом. Да, предлагалось жилье на любой вкус: дома класса люкс, квартиры с двумя спальнями, коттеджи для рабочих, в которых уже давным-давно не живут рабочие. Но не было ничего для человека с низким доходом и минимальными сбережениями.

Понимая всю плачевность своей ситуации, Байрон тем не менее не хотел в это верить. Ведь всегда кажется, что подобные вещи случаются не с тобой, а с кем-то другим. Хотя, с другой стороны, несколько лет назад ему пришлось жить в таких условиях, какие и в страшном сне не приснятся. Как там говорится? Хочешь рассмешить Бога – расскажи Ему о своих планах.

У Байрона больше не было планов, за исключением возможности найти хотя бы временное жилье. От отчаяния он даже собрался сдать щенков в приют для животных, что отчасти развязало бы ему руки. Но таких крошечных щенков нельзя было оставлять одних без матери, а Байрон и помыслить не мог о том, чтобы расстаться с Мег. Ведь Мег и Элси – это практически все, что у него осталось.

Конечно, Байрон мог попросить у сестры разрешения переночевать пару недель у нее на диване, но он считал это неправильным. Ведь она только-только начала новую жизнь, и гордость не позволяла ему лишать ее возможности в кои-то веки зажить полноценной семьей. Да, у него были друзья в деревне, но не настолько близкие, чтобы просить их об одолжении. Неожиданно для себя он обнаружил, что в таком положении находится целая прослойка людей. Ни один из них не наклеит на себя ярлык бездомного, но все они по тем или иным причинам оказались в подвешенном состоянии: перекантовывались на диванах у друзей, на временно пустующих кроватях, в домах на колесах, просили об одолжении дать им на недельку-другую крышу над головой. Конечно, он мог отправиться за двести миль отсюда в родительский одноэтажный домик на побережье, но что это изменит? Работы у него не будет, а их дом с коврами и кучей безделушек вокруг – отнюдь не самое подходящее место для человека с собаками. Денег у родителей тоже не попросишь, поскольку они и так еле-еле сводят концы с концами.

Ну а кроме того, Байрону ненавистна была сама мысль о том, чтобы признаться, как низко он пал, тем самым разочаровав их уже во второй раз. Не очень-то приятно сознавать, что у тебя нет дома, и ему не слишком-то хотелось, чтобы на него навешивали и этот ярлык. Его лицо исказила гримаса отчаяния. Он погрузился в свои невеселые мысли и просидел в глубокой задумчивости до темноты, очнувшись, только когда щенки принялись обиженно скулить.

Тогда он завел машину и двинулся в путь.

К тому времени как он остановил свой старенький «лендровер» на полянке возле загона для фазанов, уже совсем стемнело. Этот участок принадлежала Мэтту, а потому присутствие здесь машины Байрона никого не удивит и не вызовет лишних вопросов. Было почти восемь часов вечера. Байрон посадил щенков в картонную коробку, перекинул сумку через плечо и пошел вперед, Элси и Мег побежали следом.

Байрон знал здешние места как свои пять пальцев, фонарь ему был не нужен. Он вырос в этих местах, исходил здесь все вдоль и поперек, мог с закрытыми глазами перебраться через поваленное дерево или с легкостью горного козла перепрыгнуть через канаву. Он шел сквозь плотную тьму под пологом густого леса; где-то вдали ухнула сова, сдавленно пискнул пойманный хищником кролик, но Байрон не слышал ничего, кроме шуршащего шепота дождя и хлюпающих звуков собственных шагов.

Наконец он увидел огни. Он остановился на краю поля, на секунду усомнившись, способен ли он это сделать. Байрон смотрел на едва различимый женский силуэт на фоне светившегося окна. Женщина сделала шаг вперед, задернула шторы и исчезла из виду. Уже гораздо позже он осознал, что это было для него нечто вроде надира: столь неприметная деталь повседневной жизни еще раз продемонстрировала ему, что он нереально одинок и выброшен на обочину.

Щенки беспокойно ворочались в отсыревшей коробке. Это ведь ненадолго, говорил он себе, вытирая лицо свободной рукой. Пусть малыши подрастут, и тогда я смогу их продать. Мне надо только встать на ноги. Он поправил коробку под мышкой и, шикнув на собак, прошел вдоль поля, пока наконец не нашел нужную дверь в обшитой сайдингом кирпичной пристройке к задней части дома.

Замок с незапамятных времен был сломан, дерево вокруг прогнило, и кованый засов едва держался. Байрон осторожно открыл дверь и прислушался к далекому звуку скрипки, к неожиданно громкому голосу ребенка. Он проскользнул в темный проем и спустился по каменным ступенькам. Воздух под домом был затхлым, слегка отдавал серой, но, по крайней мере, тут было сухо и на пару градусов теплее, чем на улице, ведь ночи по-прежнему стояли холодные. Над головой глухо урчал бойлер. И только притворив за собой вторую дверь, Байрон решился зажечь фонарь.