Тьерри пожал плечами. Китти демонстративно принялась рыться в сумке.

– Китти? Хороший был день?

– День как день. Не лучше и не хуже, чем обычно, – небрежно ответила Китти.

– Что ты этим хочешь сказать? – нахмурилась Изабелла.

Маленькое, заостренное книзу лицо Китти неожиданно скукожилось.

– А это значит, что если ты застрял в школе, где у тебя нет друзей, в доме, который ненавидишь, в местах, которых совершенно не знаешь, то все дни одинаково дерьмовые. Поняла?

Изабелле показалось, будто ей дали под дых. Китти еще никогда не позволяла себе разговаривать с матерью подобным тоном.

– Что случилось? – возмутилась она. – Китти, какой бес в тебя вселился?

В глазах дочери промелькнуло презрение.

– Не прикидывайся, будто ты не знаешь.

– Но я действительно не знаю, – не выдержала Изабелла.

После сегодняшних неприятностей это уже было чересчур.

– Вруша!

Изабелла схватила стул и уселась напротив дочери. Взгляд распахнутых глаз Тьерри метался между матерью и сестрой, губы его были крепко сжаты.

– Китти, да скажи ты мне, ради бога, из-за чего ты так злишься. Разве я могу тебе помочь, если не знаю, в чем дело!

– В тебе! – злобно прошипела Китти. – Ты прямо-таки соловьем разливаешься, типа как ты нас любишь, а на поверку выходит, что ты нас вообще не любишь. Даже теперь, когда папа умер, мы у тебя идем вторым номером после твоей проклятой скрипки.

– Как ты можешь так говорить?! Я пожертвовала ради вас своей карьерой. Каждое утро я с вами, каждый вечер я жду вас после школы. С тех пор как мы сюда переехали, я ни единого дня не работала.

– Дело не в этом!

– Нет, именно в этом! Вы с Тьерри для меня самое важное в жизни! – Изабелле хотелось добавить, что Китти и понятия не имеет, что для нее значил этот переезд, ведь ей пришлось забыть о карьере музыканта, но она не могла взваливать такую ношу на хрупкие плечи дочери.

– Я знаю! – взвизгнула Китти. – Я знаю о мистере Картрайте. Знаю, что ты могла продать свою Гварнери и тогда мы остались бы в Мейда-Вейл! – (Изабелла побелела. Погрузившись с головой в обустройство Испанского дома, она напрочь забыла о том предложении.) – Ты нам врала! Ты говорила, что мы не можем себе позволить остаться в старом доме, с нашими друзьями и Мэри. Ты говорила, что переезд – для нас лучший выход из положения. Но если бы ты продала свою чертову скрипку, нам не пришлось бы расставаться со всем тем, что мы любим. Ты все врала! – Китти перевела дыхание и нанесла матери последний, сокрушительный удар: – Вот папа никогда не стал бы нам врать!

Тьерри, опрокинув стул, пулей выскочил из кухни.

– Тьерри! Китти! Я отнюдь не уверена, что даже если бы…

– Не надо! Я слышала, что сказал мистер Картрайт!

– Но я…

– Тут вовсе не твой чертов дом! И никогда не был! Просто для тебя это единственный способ сохранить свою драгоценную скрипку!

– Китти, это…

– Все, проехали. Отвяжись от меня!

Китти швырнула сумку на стол и, вытирая лицо рукавом, размашистой походкой вышла из кухни. Изабелла хотела догнать детей, чтобы хоть что-то им объяснить, но поняла, что это бессмысленно. Поскольку Китти, в сущности, права. Изабелле нечего было сказать в свое оправдание.

Ужин прошел в тяжелой атмосфере. Тьерри не проронил ни слова, он съел макароны в сырном соусе, отказался от яблока и исчез в своей комнате. Китти сидела с опущенной головой и на вопросы Изабеллы давала односложные ответы.

– Мне очень жаль, – нарушила тишину Изабелла. – Правда, Китти. Мне ужасно жаль. Но ты должна знать: для меня нет ничего важнее в этой жизни, чем ты и твой брат.

– Ну и что с того?! – Китти отодвинула тарелку.

Они с Тьерри легли спать без лишних препирательств, и это уже настораживало. Изабелла осталась одна в гостиной, электричество странно мигало, за окном завывал и свистел ветер.

Изабелла затопила камин, незаметно для себя выпила полбутылки красного вина и поняла: даже пылающий в камине огонь ее сейчас совсем не греет. Она с облегчением обнаружила, что по телевизору идет какая-то комедия. Но когда по экрану побежали начальные титры, Изабелла услышала какой-то странный глухой звук. Картинка на экране превратилась в белую точку и исчезла. И тут же погас свет, Изабелла осталась одна в звенящей тишине, окутанная плотным покрывалом темноты. Все это выглядело как издевательство, словно дом потешался над ней. Изабелла неподвижно сидела на диване в отблесках языков пламени. Неожиданно ее лицо сморщилось, и она разрыдалась.

– Проклятый дом! – взвизгнула она. – Проклятый дурацкий дом!

Она поднялась с дивана и, продолжая чертыхаться, принялась искать спички, затем – свечи, которые не удосужилась положить в определенное место; голос ее заглушал вой ветра, от отчаяния слова застревали в горле.

Мэтт провел вечер в «Длинном свистке». Он усиленно избегал Терезу, которая, уловив безошибочно настроенным локатором, что Мэтт к ней охладел, сделалась обидчивой и раздражительной; она беспрестанно расхаживала взад и вперед за барной стойкой, многозначительно поглядывая в его сторону. Но Мэтт оставался совершенно равнодушным к ее призывным взглядам, а попытки Терезы остаться с ним наедине не встречали у него сочувствия. Он терпеть не мог приставучих женщин, не способных понимать намеки.

А кроме того, мысли его были целиком и полностью заняты другим.

Он зашел в паб скорее потому, что уж больно не хотелось возвращаться домой, ведь Лора, в принципе предпочитавшая на многое закрывать глаза, не могла не заметить его явного беспокойства. Мэтт чувствовал непривычный разлад с самим собой. Стоило ему зажмуриться, как перед ним возникало обращенное к Изабелле лицо Байрона. Байрон смотрел на Изабеллу широко открытыми удивленными глазами, и Мэтт наконец понял, что в этих глазах он, как в зеркале, видит отражение собственных чувств. Более того, перед его мысленным взором постоянно стояла не Тереза и даже не Лора, а именно Изабелла Деланси, с ее бледными ключицами и веснушками на открытой части груди. Он видел улыбку Изабеллы, ее колышащиеся бедра, когда она, всецело отдаваясь музыке, забывала о привычной застенчивости.

Реакция Байрона была правильной. Она не принадлежала никому. И в отличие от него, Мэтта, не была связана никакими узами. Мэтт представил ее рядом с Байроном, и пиво вдруг показалось ему кислым. Нет, в доме, где буквально каждая доска хранила его отпечатки, не мог появиться другой мужчина.

– Похоже, непогода сегодня вовсю разгуляется, – не поднимая глаз от кроссворда, заметил хозяин паба.

– Угу. – Мэтт одним глотком опорожнил кружку и поставил ее на стойку. – Может, ты и прав.

Он полностью проигнорировал отчаянные попытки Терезы привлечь его внимание. Он еще не придумал, что скажет в оправдание столь позднего возвращения домой. Однако ведомый порывом, в котором Мэтт сам толком не разобрался, за пятнадцать минут до закрытия паба он уже сидел за рулем минивэна, собираясь ехать в сторону Испанского дома.