Лицо Майка было бледным. Он махнул жене свободной рукой в сторону открытой двери дома. Его жест был скупым, но очень выразительным. Мэри догадалась, что так в армии офицеры отдают приказы во время боя. Она поняла, что это осталось от Вьетнама, и поразилась, как плохо на самом деле она знает своего мужа. Мэри чуть не заплакала от досады.

– Пойдем, родная, – сказала она Долли. – Надо упаковать твои вещи. Ты переночуешь сегодня у нас.

Боз, услышав это, дернулся.

– Братец Саклинг, ты меня достал, – устало сказал Майк. – Не дергайся, хуже будет.

Мэри очень хотелось остаться с мужем, но она знала свои обязанности. Она взяла Долли за руку и повела в дом.

– Я всегда думала, что Майк служил во Вьетнаме радистом при штабе, – растерянно сказала Долли, когда они зашли в дом.

Это была версия, которую Мэри с Майком придумали для знакомых. Но сейчас ей показалось обидным, что никто не знает о заслугах и наградах Майка, как будто он был преступником, а не солдатом, выполнявшим свой долг.

– Нет, милая. Он был капитаном «зеленых беретов», но мы никому об этом не говорим. А теперь, пожалуйста, поспеши.

Долли довольно быстро собрала кое-какие вещи в спортивную сумку, и они вышли из дома.

Майк по-прежнему держал Боза, но второй рукой уже дотянулся до пистолета. Он что-то быстро с ним сделал, и из него выпала обойма. Майк поднял ее и зашвырнул подальше в снег.

Тут послышался громкий вой полицейских сирен. Из соседних домов стали появляться наспех одетые люди в накинутых сверху пальто. Они заполнили двор и с любопытством смотрели на происходящее.

Полицейских было трое. Двое мужчин и женщина. Они с пристрастием допросили Майка. Майк сказал Долли, что все расскажет полиции, по-другому не получится, Долли, поколебавшись, кивнула. И сразу стала выглядеть моложе.

Боза отвели в наручниках в машину, а Мэри и Майку сказали, что Долли нужно завезти в полицейский участок для дачи показаний.

Они втроем пошли к «Понтиаку», и Мэри думала про себя, что все-таки не знает по-настоящему своего мужа.

– Я рад, что ты собралась к нам в гости, Долли, – спокойно сказал Майк, когда они все расселись. – Завтра воскресенье. Надеюсь, ты любишь шоколадные кексы.

Даже Агнес, я думаю, не смогла бы простить Боза, увидев, как он вел себя в полицейском участке. И это после всего, что он натворил. Сначала Боз угрюмо буркнул что-то насчет того, что очень виноват перед женой, но вдруг распалился и стал оскорблять ее последними словами, от которых даже полицейские покраснели. Он обвинял Долли во всех смертных грехах, включая то, что она каждую ночь продавала себя мужикам и складывала в банке деньги, не давая ему ни копейки. Этим-то она довела его до пьянства и увольнения. Долли, наверное, впервые в жизни услышавшая такую мерзость, стояла бледная как смерть. Много позже Мэри как-то призналась мне, как они боялись, что Долли в ту ночь наложит на себя руки, и до утра караулили с Майком у двери, прислушиваясь к ее дыханию. После этой сцены полицейские увели Долли и Майка с Мэри в другую комнату, где постарались как можно быстрее составить протокол и отпустить их домой.

Общественный защитник Боза на суде был умным молодым адвокатом. Он представил горького пьяницу жертвой безработицы. Но жестокое избиение, оскорбление жены и стрельба из пистолета исчерпали терпение нашего городка. Майк Мейтлэнд дал показания, подтвердив, что это не было шуткой или спортивным состязанием, как пытался представить дело адвокат Боза.

Боз отсидел девяносто дней, а потом навсегда уехал в Тулсу, где у него жил двоюродный брат.

Синяки у Долли прошли, но сердечные раны оказались глубокими. Она очень долго казалась совсем потерянной, ни на что не реагировала. Наконец женщинам это надоело. У членов клуба был богатый жизненный опыт. Они насели на нее все разом, когда, по их мнению, прошло достаточно времени, и провели цикл лекций о самоуважении. Завершился этот цикл убедительным выступлением Деборы.

– Ты что, жалкая курица? Я знаю таких, но, уверяю тебя, ты не из их числа! Вспомни, кто нашел магазин «Земля и природа», наше первое удачное вложение? Конечно, это было задолго до того, как ты решила стать жалкой курицей. Отнесись к себе с уважением наконец! Купи хороший новый дом, съезди отдохнуть в Европу. Займись своим зубом и похудей. Не сиди и не кисни, жалея себя. Ни один мужик не стоит того, чтобы женщина из-за него перестала быть женщиной. Ты сама по себе потрясающе красивая и сильная женщина, Долли!

Но не все домашние проблемы членов клуба я узнавала из вторых рук. Некоторые из них относились непосредственно ко мне.

Мои родители жили вместе только из-за детей, считала я. Да еще они по-прежнему считали развод чем-то неприличным. Но эти причины с годами теряли свою актуальность.

Мой отец, Мак Петере, высокий, физически очень сильный мужчина, всегда был успешным и гордым человеком. Все в городе уважительно звали его Большой Мак. В университете он играл в футбол за сборную и по математике был первым на курсе. Его пригласили работать на завод сразу после учебы. И рабочие уважали его не меньше, чем самого Халворсена.

К 1990 году мои братья давно разъехались, но я была еще одинокой и часто гостила у родителей, так что нельзя сказать, что семейное гнездо полностью опустело.

Мой старший брат Артур работал в крупном чикагском банке и звонил домой раз в месяц. Дэниэл жил в Сан-Франциско и тщательно скрывал от нас свою личную жизнь. Вильям работал в Далласе школьным учителем и был счастливо женат. Он старался держаться подальше от всей нашей семьи. Но все они исправно совершали паломничество домой раз в год на Рождество.

Мой отец, когда они разъехались, чувствовал себя очень одиноким. Все его надежды и энергия были сконцентрированы на сыновьях. Он воспитывал в них твердость и мужество. Однажды, когда Дэниэлу было четырнадцать, а Вильяму двенадцать, он отвез их куда-то к канадской границе, якобы порыбачить, и бросил там, сказав, что они должны сами добраться домой. Он хотел научить их рассчитывать только на собственные силы. Братья вернулись домой и получили в подарок велосипеды, но я сомневаюсь, что они после этого доверяли отцу.

На меня его твердость не распространялась. Скорее всего, он был убежден, что девочек надо воспитывать мягко, а так как он был на это не способен, то просто оставил меня в покое. Отец был очень умным человеком, но пытался быть гениальным. И это у него, к сожалению, не получалось.

Когда мне было уже тридцать, он пытался подружиться со мной. Признаюсь откровенно, у него это не очень ловко получалось. Как-то осенью, когда мы стояли с ним на веранде, отец дотронулся до моего плеча.

– Почему бы нам не поехать с тобой поохотиться на уток? – спросил он.

Это было очень великодушно с его стороны, потому что с моим умением стрелять я запросто могла вместо утки пристрелить его.