– Какая у нас с тобой странная дружба, – произнесла Грейс. Они двигались вдоль стены Блэкторн-Мэнора; Джеймс обрезал колючие плети, которые скрывали высокую каменную ограду, а Грейс, находившаяся по другую сторону стены, медленно шагала вслед за ним. Время от времени, когда Джеймсу попадались полуразрушенные участки стены, он видел лицо подруги. – Как жаль, что ты не можешь превратиться в тень и присоединиться ко мне здесь, в саду.

Джеймс прекратил щелкать ножницами.

– Я об этом как-то не подумал.

«Может быть, у меня и получится». Он положил ножницы на траву и взглянул на свои руки. Он не знал, с чего начать, и постарался сосредоточиться на пустоте, на сером призрачном царстве. Затем вздрогнул всем телом и шагнул сквозь стену.

Через несколько мгновений Джеймс пришел в себя. Он по-прежнему был тенью, хотя находился в мире живых; он стоял в саду Блэкторн-Мэнора, среди зарослей высокой сорной травы, а Грейс пристально смотрела на него.

«Ты можешь вернуться обратно?» – произнесла она одними губами, а может быть, и вслух, и Джеймс с огромным трудом, но все же вернулся. Снова очутившись в своем физическом теле, он начал непроизвольно сжимать и разжимать кулаки.

– Это было удивительно, – воскликнула Грейс. – Наверное, попрактиковавшись какое-то время, ты сможешь привыкнуть к этому ощущению.

«Возможно».

– Как ты считаешь, может, мне стоило выйти через ворота?

Грейс рассмеялась. Когда они прощались, она протянула руку сквозь решетку и прикоснулась к пальцам юноши.

– Подожди, Джеймс. Я подумала вот что. Если однажды ночью ты не сможешь заснуть и обнаружишь, что очутился в мире теней… Может быть, ты сумеешь прийти сюда, просочиться сквозь дверь и войти в дом, в мамин кабинет… Может быть, у тебя получится просунуть руку сквозь запертую крышку шкатулки, и ты достанешь мой браслет.

Джеймс ощутил прилив нежности к Грейс. Он боялся, что его превращение в тень испугает ее, приведет в ужас, но нет. Она не только приняла его со всеми странностями и происхождением от демона; она предоставила ему возможность обратить свои способности ей на пользу. Почему-то Джеймсу казалось, что теперь он в долгу перед Грейс, хотя он не мог бы объяснить, почему.

– У меня получится. Я сделаю это.

– Если выйдет, оставь мне знак, – попросила Грейс, – и следующей ночью мы встретимся в лесу. Если достанешь браслет, ты будешь настоящим другом.

– Достану, – произнес Джеймс. – Обещаю тебе.

– Они не могут жить в этом доме, – прошептала Люси в ужасе и изумлении.

Как-то раз мать рассказывала ей о Чизвик-хаусе. О том, каким был этот дом много лет назад, когда Тесса появилась на балу в облике Джессамины. Кстати, когда разговор касался того бала, родители сразу начинали бросать друг на друга недвусмысленные страстные взгляды. Люси находила это очень неприличным.

Дядя Габриэль тоже описывал этот дом, но его история была гораздо интереснее и пристойнее. Он рассказывал о том, как он сам, тетя Сесили, дядя Джем, родители Люси и дядя Гидеон уничтожили злобного Бенедикта Лайтвуда, который превратился в демонического червя и ползал по саду вокруг дома, пожирая слуг. В этой истории было много крови и приключений, и еще было совершенно очевидно – по крайней мере, так считала Люси, – что сад в те времена был прекрасен. Сам особняк тоже был прекрасен прежде, до жуткого происшествия: его белые стены выделялись на фоне ярко-зеленых газонов, тянувшихся до самого берега Темзы; великолепные беседки и искусственные древнегреческие руины, казалось, парили над землей. Люси слышала об итальянских садах, о балконах, залитых лунным светом, о высоких, величественных колоннах, о копии знаменитой Венеры Медицейской из галереи Уффици во Флоренции, о живописной аллее, обсаженной кедрами, которая вела к парадному крыльцу…

– Моя матушка говорила, что дом пришел в упадок, но такого я не ожидала, – прошептала в ответ Корделия. Их пристальные взгляды были прикованы к массивным воротам, за которыми скрывалось поместье. Арка ворот была украшена коваными железными буквами.

ULTIMA FORSAN. «Может быть, это твой последний час».

Когда Люси прочла эти слова, по спине у нее пробежал холодок, и она положила руку на пояс с оружием. Бриджет оставила для них в карете ангельские клинки, пояса и стила, и перед тем, как тронуться в путь, они нанесли друг другу различные руны – Силы, Скрытности, Ночного Зрения. Отправляясь в дом, предположительно населенный призраками, следовало принять все меры предосторожности. Люси сожалела лишь о том, что броня осталась дома. Они были по-прежнему одеты в изорванные, грязные платья, в которых вернулись со злосчастного пикника.

– Упадок – это одно, а развалины – совершенно другое, – произнесла Люси, взявшись за стило. – Как может Грейс выносить существование в подобной дыре?

– Думаю, она в состоянии найти себе утешение, – тихо сказала Корделия, пока Люси изображала на замке Открывающую руну. Створки ворот сразу же распахнулись, осыпав девушек дождем рыжей ржавчины.

Они шагнули вперед по растрескавшимся каменным плитам и очутились среди густых зарослей, на месте которых некогда тянулась чудесная аллея, обсаженная кипарисами и кедрами. В воздухе висел запах гниющего дерева, от которого у Люси тошнота подступила к горлу. Ветви деревьев у них над головой спутались друг с другом, образовав сплошную «крышу», гнулись и ломались. Землю усеивали упавшие ветки и сучья.

Через несколько минут девушки добрались до конца аллеи и вышли на широкую подъездную дорожку. Люси поразила призрачная красота полуразвалившегося особняка. Двойная лестница вела к величественному парадному крыльцу; колонны с каннелюрами были увиты засохшим плющом. Подняв взгляд, девушка различила смутные очертания балконов, о которых рассказывала ей мать, только теперь балконы густо поросли колючими вьющимися растениями.

– Похоже на замок Спящей Красавицы, – пробормотала Люси.

– Я как раз сейчас подумала о том же! – ответила Корделия. – А ты когда-нибудь читала старые сказки? Я помню, что они пугали меня гораздо сильнее. Была одна, в которой замок Спящей Красавицы окружали густые кусты с острыми, словно кинжалы, шипами. А на шипах висели скелеты несчастных принцев, которые пытались пробиться сквозь эту «стену», и кости их белели на солнце.