Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во-вторых, не является преступлением невозможность выполнения какого-либо договорного обязательства, если только это не обман и не мошенничество (см. также ст. 11 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г.).
В-третьих, не подлежит привлечению к уголовной ответственности лицо, которое может доказать, что оно в результате заблуждения в законе, избежать которого оно не было в состоянии, считало, что может совершить данное действие законно (ст. 122-3 УК Франции). Подобное положение содержится и в действующих уголовных законодательствах ряда других стран (например, в Англии, США). По этому поводу в свое время выразился также Т. Гоббс и, обосновывая то, что определенный род незнания закона может «извинять», писал следующее: «Отсутствие всякой возможности знать закон служит основанием для полного оправдания. Ибо закон, знание которого для человека невозможно, не имеет для него обязательной силы».[158]
Тем не менее, если незнание закона связанно лишь с нашей невнимательностью и мы были вольны знать его, то такое незнание закона нисколько не может оправдать наших противоправных дейстствий.[159]
В-четвертых, не подлежит привлечению к уголовной ответственности тот, кто случайно имел заблуждение в факте, т. е. совершил ошибку. Например, если человек по своей невнимательности перепутал в аэропорту чемоданы и забрал чемодан другого человека без намерения кражи.
В-пятых, не подлежит привлечению к уголовной ответственности тот, кто добровольно отказался от совершения преступления (ст. 31 УК РФ) и если совершенные им действия представляют собой малозначительное деяние (ст. 14 УК РФ).
В-шестых, не подлежат привлечению к уголовной ответственности субъекты (скажем, боксеры), которые совершили предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние (нанесение тяжких телесных повреждений или смерти нокаутом) при исполнении своих профессиональных обязанностей, предусмотренных действующим законодательством.
Законодательства некоторых зарубежных стран предусматривают также другие основания, которые исключают возможность привлечения субъекта к уголовной ответственности. Так, согласно параграфу 247 разд. 19 УК ФРГ, «не есть преступление, если кража совершена у родственника или опекуна или лица, с которым виновный проживает под одной крышей, и если нет жалобы потерпевшего». Статья 86 УК Испании по делам, связанным с клеветой, оскорблением, нанесением легких телесных повреждений и т. д., запрещает возбуждение уголовного дела при отсутствии частной жалобы потерпевшего.
Уголовное законодательство США исключает возможность привлечения к уголовной ответственности лица, которое посредством обмана со стороны потерпевшего было спровоцировано и вовлечено в ловушку.
Ввиду разнообразия исключающих привлечение к уголовной ответственности обстоятельств (justification excuses) (например, сопротивление незаконному аресту и т. д.) уголовное законодательство стран англосаксонской правовой системы вообще не содержит конкретного перечня таких обстоятельств. Однако в этих странах имеется три основных правовых критерия, согласно которым лицо, совершившее общественно опасное деяние, должно быть освобождено от привлечения к уголовной ответственности: это отсутствие воли субъекта, ненаправленность его воли на содеянное и подавленность его воли принуждением.[160]
В разд. 4 УК РФ и разд. 4 УК РА «Освобождение от (привлечения) уголовной ответственности и от наказания» устанавливаются и другие основания, согласно которым суд (но не органы следствия и прокуратуры, как это сейчас у нас практикуется) может освободить виновных от наказания (но не от уголовной ответственности, от которой может освободить лишь законодатель, притом не по своему произволу, а на основании идеи права и понятия правомерности). Так что здесь опять требуется известное уточнение терминов, а также объединение гл. 11 и 12 в рамках разд. 4 под новым названием «Основания освобождения от наказания».
Что касается ст. 77 УК РФ и ст. 74 УК РА в этом разделе, то в эти статьи необходимо внести небольшую по форме, но весьма существенную по содержанию поправку, которая не разделяет потерю общественной опасности виновного лица и совершенное им деяние разделительным союзом «или», а объединяет их вместе соединительным союзом «и», ибо при всех изменениях обстановки и связанного с ним деяния, если лицо представляет собой общественную опасность, то оно не может быть освобождено от наказания, ибо субъект и его деяние неразрывно связаны между собой и потому не могут быть разделены законом. К примеру, если после незаконной порубки деревьев (ст. 260 УК РФ) данный участок лесного массива выгорел в связи с лесными пожарами или был специально затоплен в связи со строительством водохранилища, а лицо не перестало быть общественно опасным и из-за своей безнаказанности совершило подобное преступление на другом участке леса, который еще не выгорел или не затоплен, то в этом случае суд не может освободить преступника от наказания, не убедившись, что с изменением обстановки изменилось также и само лицо, совершившее преступление.
Правда, в подобных случаях суду не легко в достаточной мере определить степень исправления самого преступника, если тот переехал на постоянное место жительства в другую местность, стал служить в армии или поступил на работу. Только при единой оценке субъекта и характера совершенного общественно опасного деяния суд более или менее адекватно может решить вопрос об освобождении виновного лица от наказания. Другой пример. Если лицо, изнасиловавшее девственницу, впоследствии вступило в брак с потерпевшей, и судья, руководствуясь местными обычаями и изменившейся обстановкой, отказался от применения к нему наказания без учета факта фиктивности этого «искупительного» брака, то останется большая вероятность того, что улизнувший от наказания преступник, почувствовав свою неуязвимость, совершит новое преступление.
В этот перечень могут быть включены также некоторые другие основания освобождения от наказания. Во-первых, наличие крайней необходимости в отношении самого себя, когда свобода выбора своего поведения крайне ограничена внешними неблагоприятными условиями и жизнь человека представляет несравненно более правоохраняемое благо, нежели остальные блага социальной жизни. «Если человек, – писал по этому поводу Т. Гоббс, – лишен пищи или каких-нибудь других необходимых для жизни вещей и может сохранять себя лишь совершением противозаконного действия или украдет съестные припасы, которые не может получить ни за деньги, ни в качестве милостыни, или если для защиты своей жизни человек отнимает у другого меч, – то это нельзя вменять ему в вину…»[161]
Между тем Гегель, введя необходимые уточнения в данное положение, отмечал, что «только нужда непосредственно настоящего может оправдать неправовой поступок, ибо в несовершении его заключалось бы совершение неправа, причем наивысшего, а именно полное отрицание наличного бытия свободы…»[162]
Еще одним важным дополнением этого перечня может стать положение, которое позволяет суду не применять к правонарушителю наказания, если последствия его деяния оказались настолько тяжелыми для него самого, что предполагаемое наказание не имело бы положительного эффекта на него, а напротив, усугубило бы как его личное положение, так и