Казалось, все разделились на две половины: одни деловито шли по тротуару, другие сидели в кафе и ресторанчиках. Время от времени кто-то менялся: тот, что бежал целенаправленно, нырял в ресторанчик, и, наоборот, из ресторанчика выскакивал некто и включался в быстрое шествие по тротуару.

— Слушай, давай зайдем поедим чего-нибудь. Я угощаю. Хочется заесть аэрофлотовских куриц салатом, капустой, вон, смотри, вся витрина — свежие овощи. Идем, я угощаю.

— Хорошо начинаешь. Но погоди, пересечем знаменитую Сорок вторую, и мы почти у цели.

— У нас есть цель?

— А как же. Мэйсиз-департамент-стор.

— Что это такое?

— Это — Америка. Как мне рассказывали. А поесть там будет, наверное, дешевле.

«Знаменитая» Сорок вторая поразила обыденностью, да еще намалеванным на огромном куске фанеры портиком античного храма. Портик прикрывал алюминиевые контейнеры, нечто вроде огромных фургонов для отлова собак.

— Что это? — спросила Ирина.

— А черт его знает!

Потом Ирина узнала: в алюминиевые ребристые контейнеры полиция помещает проституток, криминалов, кого-то еще; там же берется анализ на СПИД или, как здесь говорят, Эйде. Но это потом, когда она полюбила этот город-монстр. Добрый монстр, дающий приют любому, дающий возможность выжить. А тогда, в первый день, они спустились еще вниз по Бродвею, Наталья сверилась со своей красивой картой-раскладушкой и напротив Эмпайр-стейт-билдинг буднично сказала:

— Нам сюда.

Мэйсиз ошеломил. Этот блеск, эта неслыханная чистота, этот незнакомый аромат, сверкание бронзы и вещи, вещи, вещи, гомерическое количество вещей.

Даже Наталья дрогнула. Впервые выглядела провинциалкой, простодушно открыла рот, опустились углы губ.

— По-моему, нам нечего здесь делать. И потом, зачем покупки сейчас, впереди две недели путешествия. Давай посмотрим и уйдем.

— У тебя сколько?

— Как «сколько»? Триста пятьдесят.

— А у меня три.

— Чего «три»?

— Тысячи три. Понятно?

— А как же ты провезла?

— А так. Взяла и провезла. И должок тут мне еще должны отдать в городе Сан-Франциско, так что не тушуйся. Главное, чтоб наши, — она презрительно скривила рот на слове «наши», — не засекли мои покупки. А в тебе я уверена — ты тождественна себе, то есть надежна.

«Она никогда не забудет вечер в гостинице «Атлас», — подумала Ирина.

Господи, как может быть счастлива женщина! Они «купили» тысячу прекрасных вещей — глазами. «Ты покупай глазами, — говорила когда-то в детстве мать, — глазами тоже удовольствие».

Потом поднялись на самый верх в кафе и’ съели по огромному салату, заправленному оливковым маслом, и еще какие-то оладьи, политые загадочным, не похожим на мед, медом.

— Это что — синтетика? — спросила Ирина.

— Это кленовый сироп. Читала у Хемингуэя? Гречишные оладьи с кленовым сиропом, всю жизнь мечтала попробовать, и вот мечта исполнилась. У тебя есть телефон Леонида Осиповича?

Ирина поперхнулась:

— Откуда?

— От верблюда. Ну ладно, не беда. Только не делай такие большие голубые глаза.

Они выпили «Капучино», очень вкусный, и впервые Ирина подумала, что если Саша сказал правду о счете в банке, она может остаться в этой стране.

Зачем возвращаться? Кто ее ждет? И что ее ждет? Нищая, одинокая старость? Страх? Теперь она понимала, что Сашу надо бояться. Что ему необходимо, чтобы она скрылась навсегда, исчезла. Ирэна Синьоре. А как это делают? Идут в полицию? Никогда. Никогда она не сумеет себя заставить пойти в полицию. И потом — они просто вернут ее по принадлежности, ведь теперь она живет в демократической стране. И кто она? Вдова самоубийцы, бывшая возлюбленная стукача, подруга доктора Каллигари.

— Ты о чем?

— Обо всем сразу.

— А главное: хорошо бы здесь остаться. Нет, милочка, никому мы здесь не нужны. А уж вы-то в вашем возрасте и с вашими принципами тем более…

«Она никогда не забудет гостиницу «Атлас».

— Так что давайте спустимся с облаков в преисподнюю. Я имею в виду — подвалы. Там продается все, что мы видели, но в два раза дешевле.

— Почему?

— Не сезон, или пуговица оторвалась, или манекенщица небрежно обошлась, да мало ли что еще. Мне лично нужны отпадные зимние сапоги. Самое время покупать летом. А вам?

— Мне ничего.

— Ну вот и договорились.

На эскалаторах мимо ваз с туберозами, мимо вешалок, прилавков, хрустальных витрин, спустились в подвал.

Здесь было попроще и совершенно безлюдно. Они прошли в обувной отдел. Из-за занавески появился китаец-приказчик. Наталья улыбнулась ему и сказала, что, наверное, сегодня такой день, что лучше бы заняться спортом, но она решила купить зимние сапоги.

Чуть кланяясь, он провел их в закуток, где на полке стояло несколько пар зимних сапог.

— Это все, — сказал он с чудовищным акцентом, — потому что не сезон. Но все эти вещи из хороших домов. Есть даже французские.

Наталья, забыв об Ирине, медленно двинулась вдоль полок. Рассматривала подошвы, что-то читала на них, потом вдруг резко развернулась и направилась к другой полке. Сняла лаковые ботфорты. Щеки ее пылали.

Ирина же удивилась, что она не обратила внимания на замшевые, винно-серыми ромбами, отстроченные тонкой кожаной лентой, с опушкой из белоснежной овчины. Робко приблизилась к ним. На одном висела цена 99,99, перечеркнутая черным фломастером, ниже 59,99, а еще ниже красным фломастером значилось 39,99.

Ирина вдруг почувствовала, что должна купить эти сапоги. Купить, и проблема решится сама. В таких сапогах она будет чувствовать себя другой женщиной. Женщиной, у которой никогда не мерзнут ноги, которой завидуют и которая ничего не боится. «А вдруг не мой размер или Наталья увидит и перехватит?» Но Наталья была поглощена ботфортами. Кружилась перед зеркалом, задрав высоко юбку.

Ирина осторожно сняла сапог с ценой. Из голенища торчал картонный вкладыш, удерживающий его форму.

«Буду всегда вставлять эти вкладыши, и они долго-долго не изменят формы».

Присела на кожаную скамейку, скинула босоножку, засунула ногу. Шло туго, потому что была без чулок. Потянула осторожно за голенище, помогая ноге продвинуться в мягкой овчине. Пальцы уперлись во что-то твердое. Ага — вкладыш в носок. Засунула руку и вытащила узкое, кожаное портмоне. Золоченый язычок замка вдруг отскочил от кнопки портмоне, оно распахнулось, и Ирина увидела вставленные в пластмассовые кармашки глянцевые кредитные карточки. Она узнала их. Именно такую дал ей Саша. Другой кармашек портмоне был набит какими-то бумагами.

Часть II

В прачечной дородная красавица с ладным длинноногим мальчишкой суетилась возле автоматов с жетонами. Для матери этому мальчишке она была недостаточно молода, для бабушки — недостаточно стара. Странная пара. Одежда — обескураживающее соединение вещей из дорогих бутиков и копеечного тряпья «Тати». Денег мало. Дородная красавица не рассчитывала, что две простыни и два пододеяльника потянут на двадцать франков. Да еще