Рывок — ответ…

«Это очень странный рейс. Таких в моей жизни не было и, по всей вероятности, больше не будет. Красавица Рашида, резкая на язык и поступки, в минуту опасности не выдержала, испугалась. Выбыла из строя. Скорее всего, навсегда. Космос выплюнул ее. Как вишневую косточку — далеко и без мякоти… После такого шока в Галактику не возвращаются. В лучшем случае пассажиром. Не всем же водить корабли!.. Ее место с самого начала было на Земле, и не нужно было так испытывать судьбу. Рашида еще успеет найти себя. То, что она пережила здесь, конечно, удар. И удар тяжелый. Но она должна его перенести не сломавшись. Нельзя, чтобы сломалась… Несерьезный человек Стас Ертаулов ни с того ни с сего совершает подвиг. А вот я, звездоход с неплохими личными достоинствами и радужными перспективами, какие предсказаны мне всеми, кому не лень, только лишь страхую Стаса. Вот на что сгодились эти мои достоинства. Если рассудить здраво, за бортом надлежало быть мне. В училище многие удивятся, почему там был не я. Ведь я умею все то же, что и Стас, но гораздо лучше, это неоспоримо. Но мастер не спешит пускать в игру все козыри, и потому я торчу над люком и жду. Я надежен, на меня можно положиться. Мне скажут — я обязательно сделаю. Может быть, такая расстановка сил справедлива? И этот сумасшедший рейс просто расставил все по местам?»

— Второй, — достиг его голос мастера. — Ертаулов за бортом уже пятнадцать минут. По моим расчетам он должен был дойти до гравигенераторов. Постарайся привлечь его внимание. Он мог сбиться с верного направления.

— Понял, Первый.

Кратов дернул три раза.

Ответа не было.

— В чем дело, Второй?..

Костя сильно потянул фал на себя. Тот поддался неожиданно легко. Словно на том его конце ничего не было.

Помертвев от ужаса, Кратов быстро выбирал фал из серого марева. Он знал уже, ЧТО сейчас увидит. Но гнал от себя все предчувствия, не подпускал близко, а они настырно рвались к нему из темных глубин подсознания, сковывая его волю.

— Второй!!!

Кратов держал в руках кусок фала с ровным, аккуратно спиленным чуть наискось концом.

— Мастер, — сказал он почти спокойно. — Фал обрублен. Ертаулов остался за бортом. Я иду к нему.

— Ты не идешь к нему, — донеслось до него, как сквозь вату.

— Черта с два.

Трудно шевеля пальцами в тугой перчатке, Костя привязал остаток фала к поясу хитрым узлом, из набора тех, что называются «морскими». Подергал, проверяя прочность страховки. Склонился над люком.

Бронированные створки уже почти сомкнулись, и щель между ними была такова, что в нее не протиснулась бы и ладонь.

— Мастер! Я прошу вас, не делайте этого. Вы бросаете его одного. Никто вам такого не простит. Я-то еще жив!

— Ты и нужен мне живой. Там, за бортом, тебе делать нечего. Ертаулов погиб. Это экзометрия.

— Нет! Неправда! С ним что-то случилось, без меня он не найдет дороги назад!

— Ты его не вернешь, Кратов. Сколько бы ты ни орал… Но терять вас обоих я не могу. Этот путь для нас закрыт, остается еще один.

— Вы помешали мне прийти ему на помощь!

— Да, помешал. Потому что сейчас и тебя отправлю на смерть. Для этого ты нужен мне живой. Прекрати истерику, утри сопли. Когда будешь готов, сообщи мне.

— Я вас ненавижу.

— Остался первый путь, через пол грузового отсека. Четыре метра, на которых черт ногу сломит. Ты пойдешь туда. От «галахада» можешь избавиться, он там ни к чему. Когда достигнешь грузового отсека, я дам тебе некоторые полезные инструкции.

— Мастер…

— Я чувствую, тебе мешает старый суворовский девиз: «Сам погибай, а товарища выручай». Забудь его, для нас он не годится. В Галактике справедлив иной принцип: «Вернись и расскажи».

— Как мы будем жить после всего этого?

— Не знаю. Там поглядим. Я живу, и давно. Будешь и ты.

— Кратов, где ты сейчас?

— На месте. В грузовом отсеке.

— Ты хорошо помнишь мои указания?

— Да. Но по-прежнему не понимаю их смысла.

— От тебя этого и не требуется. Важно, чтобы ты выполнил их в точности. И не забывай о связи!

— Постараюсь.

— Уж постарайся, дружок. Не беспокой старика…

Костя, в одном трико, с переговорным устройством на шее, висел на круто уходившем книзу полу прямо напротив входа. Пальцы его были изодраны в кровь, но он старался не уделять этому внимания. Все эти ссадины, ушибы, синяки теперь ничего не значили. И вряд ли станут значить в будущем — если оно, это будущее, у него есть.

Оскалившись от натуги, он бросил свое тело, тяжесть которого с каждым часом ощущал все сильнее, к первому из целого ряда зависших над пустотой ящиков. Вцепился в его крепление. Металлическая лапа мелко задрожала. «Держи, держи, ты же надежная…» Лапа сдюжила. Костя выждал, пока успокоится дыхание, и, не спеша, плотно прижимаясь к ребристой поверхности вздыбленного пола, лишь слегка придерживаясь за крепления, двинулся дальше. Вниз он не смотрел. Туда ему вовсе не хотелось. Он устал, и несколько метров кубарем явились бы слишком серьезным испытанием для его побитого тела. Едкие капли пота сползали по лицу на искусанные губы, по затылку за шиворот и щекотали между лопаток. «Кажется, я впервые пожалею, что уродился таким здоровенным…» Босые ступни скользили по узкому ребру пола, но это была опора, без какой не обойтись. Стас и Рашида выбрались отсюда по креплениям этих проклятых ящиков, они могли себе такое позволить. Они легкие, а он, Кратов, громоздкий и неуклюжий верзила. Но он должен достичь цели. Он в хорошей форме. Так говорила Рашида за столиком в ресторане «Ангел-эхо». Недавно это было, а уже почти выветрилось из памяти. Осталось по ту сторону гребня захлестнувшей их всех волны.

Рука, заученно нацелившаяся перехватиться за очередную лапу, провалилась в пустоту.

— Мастер, я дошел. Сколько у меня времени в запасе?

— Без малого целая вечность. Мы, как и прежде, движемся по направлению к базе «Антарес», но если ты слишком расслабишься, можем миновать ее. Чтобы выйти из экзометрии у черта на куличках. В другой галактике… Отдохни, Кратов. Тебе ошибаться нельзя.

Костя стоял на спасительном узеньком ребрышке, обхватив обеими руками могучую штангу безжизненного сервомеха. В метре от него парил над пустотой огромный, как кит, голубой контейнер. На его матово отсвечивающем боку виднелись ряды цифр и букв, преимущественно латинских, они складывались в сущую бессмыслицу.

— Мастер!

— Что, малыш?

— Здорово вы все это время водили нас за нос.

— О чем ты?

— Об этом контейнере. Ведь вы же отлично знали, ЧТО там внутри. И ловко притворялись, уходили от ответа.