Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парень медленно зашнуровал ботинки, надел рубашку, свитер и куртку. В кухне засвистел чайник.
— Тебе придется выбрать, — сказала девушка. — Карл или мы. Я серьезно, выбирай.
— Ты что? — опешил парень.
— Что слышал. Хочешь, чтобы у тебя была семья, выбирай.
Они молча смотрели друг на друга. Потом парень взял охотничье снаряжение и пошел наверх. Через какое-то время включил двигатель машины, обошел ее, с подчеркнутым старанием счистил со стекол лед.
За ночь похолодало, но небо расчистилось, и стали видны звезды. Они мерцали над его головой. Сидя за рулем, парень смотрел на звезды и поражался тому, как они далеко.
Над крыльцом Карла горел свет, его фургон был припаркован на дорожке, двигатель работал на холостом ходу. Когда парень остановился, у обочины, Карл вышел из машины. Ну а парень уже все для себя решил.
— Может, поставишь машину во дворе? — спросил Карл, когда парень подошел ближе. — Я готов, только свет погашу. Как-то нехорошо получилось, — добавил он. — Я думал, ты проспал, и только что вам звонил. Твоя жена сказала, ты уехал. Нехорошо получилось.
— Да ладно, ничего, — сказал парень, стараясь осторожнее выбирать слова. Он слегка потоптался и поднял воротник. Сунул руки в карманы куртки.
— Она не спала, Карл. Мы оба не спали. Похоже, с малышкой что-то не так. Не знаю. Все плачет и плачет. Я, наверное, не смогу поехать, Карл, в другой раз.
— Ты бы мог просто позвонить, сынок, — сказал Карл. — И все. Не надо было приезжать, так бы и сказал. Подумаешь, охота: хочешь — едешь, не хочешь — нет. Это неважно. Будешь кофе?
— Я лучше поеду.
— Ну, тогда, наверное, и мне пора. — Карл посмотрел на парнишку.
Тот стоял на крыльце и молчал.
— Прояснилось, — сказал Карл. — Думаю, сегодня особого толка не будет. Ты, судя по всему, не пропустишь ничего уж такого.
Парень кивнул.
— Увидимся, Карл.
— Пока, — ответил Карл. — Эй, и не слушай никого. Ты — счастливчик, серьезно говорю.
Парень завел машину и подождал. Посмотрел, как Карл прошелся по дому и погасил везде свет. Потом тронулся с места и выехал на дорогу.
В гостиной горел свет, но девушка спала в спальне, а рядом с ней на кровати лежала спящая малышка.
Парнишка снял ботинки, брюки и рубашку, изо всех сил стараясь не шуметь. В одних носках и шерстяном белье он сел на диван и прочел утреннюю газету.
Вскоре за окном стало светать. Девушка и малышка все спали. Парень подождал еще, а потом пошел на кухню и начал жарить бекон.
А через несколько минут она вышла в своем халатике и молча обняла его.
— Эй, смотри, халат загорится, — сказал парень.
Она прижималась к нему, но и плиты тоже касалась.
— Прости за то, что было ночью, — попросила она. — Не знаю, что на меня нашло. Не знаю, зачем я такого наговорила.
— Ничего страшного. Погоди, дай бекон переверну.
— Я не хотела срываться, — сказала она. — Ужасно получилось.
— Это я виноват, — возразил он. — Как Кэтрин?
— Хорошо. Не пойму, что с ней было. Ты уехал, я ее еще раз переодела, и она успокоилась. Совсем успокоилась и сразу заснула. Не знаю, что с ней было. Не сердись на нас.
Парень засмеялся.
— Я на вас не сержусь. Не болтай ерунду. Осторожно, сковородка горячая.
— Ты садись, а я займусь завтраком. Как думаешь, вафли к бекону подойдут?
— Еще как, — сказал он. — Умираю, хочу есть.
Она выложила бекон из сковородки, сделала тесто для вафель. Он сел за стол, теперь на душе у него было спокойно, он смотрел, как она хлопочет.
Она вышла, чтобы закрыть дверь в спальню. В гостиной поставила пластинку, которую они оба любили.
— Не хотелось бы опять кое-кого разбудить.
— Это точно, — засмеялся парень.
Она поставила перед ним тарелку с беконом, яичницей и вафлей. Поставила тарелку для себя.
— Готово.
— Выглядит здорово, — сказал он. Намазал вафлю маслом и полил сиропом. Но только начал резать, опрокинул тарелку себе на колени.
— Нет, ну надо же! — он выскочил из-за стола.
Девушка взглянула на него, увидела выражение его лица. И засмеялась.
— Ты бы видел себя сейчас, — пробормотала она сквозь смех.
Он посмотрел на свою измазанную сиропом нижнюю рубашку, на кусочки вафли, бекона и яичницы, прилипшие к сиропу, — и тоже засмеялся.
— Я умирал с голоду, — он сокрушенно покачал головой.
— Умирал, — отозвалась она со смехом.
Он отлепил от себя рубашку, снял ее и бросил под дверь ванной. Потом раскрыл объятия, и девушка прильнула к нему.
— Давай больше не будем ругаться, — сказала она. — Незачем, правда?
— Это точно, — ответил он.
— Больше не будем ругаться, — повторила она.
Парень ответил:
— Не будем, — и поцеловал ее.
Он встает и снова наполняет бокалы.
— Вот, — говорит он. — Собственно, это вся история. Ну да, ничего особенного.
— Неправда, — возражает она. — Мне было очень даже интересно, если хочешь знать. И что? То есть что было дальше?
Он пожимает плечами и отходит с бокалом к окну. Стемнело, но снег все идет.
— Все меняется, — говорит он. — Не знаю, как именно это происходит. Но все меняется, независимо от того, замечаешь ли ты это, хочешь ты этого или нет.
— Да, — соглашается она, — все так, только…
И не заканчивает фразу.
Больше она об этом не заговаривает. Он смотрит на ее отражение в окне и видит, как она разглядывает свои ногти. Потом поднимает голову. Весело осведомляется, собирается он, в конце концов, показывать ей город, или нет.
Он говорит:
— Обувайся и пойдем.
Но сам продолжает стоять у окна, вспоминая ту жизнь. Они смеялись. Прижались друг к другу и смеялись до слез, а все остальное — холод, и то, куда он должен был уйти в этом холоде, — их не касалось, по крайней мере, в тот момент.
Я расскажу вам, что доконало моего отца. Третьим был Пень, в смысле, что он умер. Первым номером шел Перл-Харбор. А вторым — переезд на ферму деда, возле Веначи. Вот там-то отец и завершил свой жизненный путь, если, конечно, не принимать в расчет, что вероятнее всего завершился он еще раньше.
В смерти Пня отец винил жену Пня. Потом он винил рыбу. И, в конце концов, стал винить самого себя — потому что именно он и показал Пню объявление на задней странице «Поля и ручья», где речь шла о доставке живого черного окуня в любую точку Соединенных Штатов.