Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Итак, с чего начнем? – спрашивает Марго.
Одурманенные эстрогеном и все еще в возбуждении от коллективного решения о продолжении наших приключений, мы, затаив дыхание, ждем ответа.
– Начнем? – Инге смотрит на картошку в одной руке и тряпку в другой. – Ну начнем с уборки. Даже викингам приходится разгружать посудомойку.
Она показывает, куда мы можем убрать свои чашки.
– Ах да, простите…
Раздается скрежет отодвигаемых стульев. Мы вскакиваем со своих мест и начинаем очищать стол как одержимые. Инге швыряет каждому ребенку по тряпке, а потом вручает Марго совок и швабру.
Молодая женщина смотрит на них, как на какие-то штуковины из криптонита.
– Ты же раньше видела такие, правда? – спрашиваю я ее.
– Да. Разумеется.
Она приподнимает два куска пластика и словно оценивает их вес. Методом проб и ошибок ей удается освободить швабру. После некоторой заминки Марго тычет шваброй в пол, но от дальнейшего унижения ее спасает выскочивший из шкафа ягненок, мгновенно сметающий все крошки с пола.
– Теперь постелем ваши кровати.
Это уже настоящий суперприз, и я едва ли не дрожу от предвкушения: а) сна в кровати и б) наблюдения за тем, как живет эта волшебная женщина-единорог из мира фантазий.
«Хотя это не совсем та жизнь в лесу, на которую подписывалась Мелисса», – думаю я, изучая выражение лица своей сестры.
– Как ты думаешь, это нормально? – спрашиваю я. – Поменять подстилку на двухъярусную кровать?
– Думаю, да, – произносит моя сестра каким-то уж очень двусмысленным тоном, какого я никогда от нее не слышала.
– Есть у меня кое-какая затея, – добавляет она еще более загадочно.
«Затея»? Она никогда ничего не скрывала и не планировала тайком…
Я думаю о том, что она, должно быть, выбрала не то слово, так что просто улыбаюсь и продолжаю идти, довольная тем, что хотя бы на время отделалась от этой непонятной уловки с кроватью.
Результат!
– Ты улыбаешься? – спрашивает Мелисса, пялясь на меня.
– Что? Мне нельзя улыбаться?
– Ну можно… Только это нервирует, – она издевательски пожимает плечами.
Я возвращаю своему лицу саркастическое выражение, но задаюсь вопросом: неужели я испытываю нечто, хотя бы примерно похожее на «счастье»?
Странно…
Нас ведут через кухню во второй коридор, похожий на техническую площадку для приема грузов, и мимо комнаты, в которой лежит до сих пор стонущий Магнус.
– Может, нам… – начинает Триша. – Он как?..
– С ним все будет в порядке, – уверяет Инге. – Постельное белье здесь.
Она даже не останавливается, чтобы посмотреть на своего больного мужа, а продолжает тур, показывая нам помещение со стиральной машиной, сушилкой и морозилкой, а также с переделанным книжным шкафом, на полках которого лежат свежие, хрустящие, аккуратно сложенные простыни.
– Вытяните руки, – приказывает она, и мы подчиняемся. – Здесь по простыне и пододеяльнику для каждой, затем вы можете взять наволочки.
«Наверное, примерно так бывает в тюрьме, – думаю я, выстраиваясь в очередь за аккуратно сложенным бельем. – В приятной и симпатичной тюрьме, но все же…»
– Все взяли? Тогда пойдем, – говорит Инге, выпроваживая нас из подсобки.
– Здесь ванная, – кивает она на большую комнату с белым кафелем, в которой спокойно мерцает единственная свеча.
Что там насчет викингов и костров?
Мимоходом я замечаю в коридоре книжный шкаф, на котором на самом деле расставлены книги, а также чуть скрытая от обзора корзина с мобильными телефонами.
– Это что… – шепчу я Трише.
– Да, – говорит Инге, услышав меня. – Но я верю, что вы не станете пользоваться ими до конца недели.
Веришь? Ты еще не имела дела со мной.
Меня охватывает почти непреодолимый порыв протянуть руку и схватить iPhone, который служил продолжением моей руки на протяжении одному только богу известного количества лет во всех случаях, когда речь не шла о стоматологических операциях. Любопытно, насколько сильно это чувство – как если бы оно не имело ничего общего с моей личностью, а было лишь исключительно функцией моего организма. Как дыхание. Иногда я даже не обращаю внимания на фотографии своих детей, пролистывая их на своем телефоне. Что, возможно, не характеризует меня как идеальную мать. И все же…
Моя рука невольно тянется к корзине.
Я многого достигла… Не для того я преодолевала коммуникационные барьеры, пережила почти смертельное испытание с раскрученным носком и нарушила свой запрет на углеводы, чтобы поддаваться…
Словно прочитав мои мысли, Инге начинает перечислять основные правила нашего нового соглашения.
– Вы ведь уже знакомы с кодексом поведения викингов? Девять благородных добродетелей викингов, которые включают в себя правду, честь, дисциплину, смелость, гостеприимство, уверенность в своих силах, трудолюбие и упорство?
– Девять? – спрашивает Мелисса, хмурясь и загибая пальцы. – Я насчитала только восемь.
Она поднимает руку, чтобы все видели.
– Да. Девятая – это супружеская верность, но знаете, сейчас мы в Скандинавии придерживаемся довольно либеральных взглядов. Так что скажем, что основных – восемь. Суть в том, что в основе всех их лежит доверие. И честность. Понятно?
– Понятно, – кивает Мелисса, уже более уверенно.
До свидания, телефон. Я бросаю на него последний долгий взгляд и иду дальше. Я тебя не забуду.
– Вот это детская комната, – объясняет Инге, обводя рукой другое полностью белое помещение с полом из светлого дерева. – Я сделала двухъярусные кровати для детских вечеринок с ночевками и всего такого.
Боже милостивый, эта женщина еще и принимает детей с ночевками? Я годами отказываю Шарлотте в этой просьбе. Мне и без того хватает хлопот с двумя маленькими существами, вечно путающимися под ногами и чего-то требующими. А если их три? Или больше? Даже при одной мысли об этом у меня начинает болеть голова.
Наверное, я ужасная мать.
Наверное, мне необходимо научиться чуть больше отдыхать.
Наверное, мне нужно стать более похожей на викингов.
Инге и ее два старших ребенка быстро убирают свои вещи с кроватей и переносят постельное белье в соседнюю комнату, предлагая нам располагаться как дома.
– Может, там? – спрашивает Мелисса, показывая на дальнюю кровать у стены, украшенную не бумажками с детскими каракулями на липкой ленте, как у меня дома, а тремя большими холстами. На каждом из них рисунок отпрысков Инге и Магнуса, подписанный и с указанием даты – почти как настоящее произведение искусства.