Только несмелые взгляды друг другу, робкие приветствия или прощания — всё, что пока царило между ними, как бы они ни хотели сделать шаг и вновь продолжить общение…

Начиная переживать всё больше, Софья вышла тёплым весенним утром в сад. Алексей тем днём был свободен от службы и уже с раннего часа сидел там на скамье, покуривая сигару.

Уже привычная тоска по общению с ним теребила душу Софьи. Видя его, сердце вновь кричало о тёплых чувствах, так незаметно к ней вернувшихся. Но даже и они не помогали вспомнить ту любовь, которой были благословлены…

Несмелым шагом Софья подошла к Алексею, и он сразу затушил сигару, выбросив в урну рядом:

— Софья?… Ты… Доброе утро…

— Доброе утро, — опустила она взгляд. — Вы… Не на службе…

— Нет, сегодня я свободен. Я слишком много сделал в последнее время, — попытался он улыбнуться, видя, что Софью тревожит. — Я не решался всё время… заговорить с тобой… Ты просила оставить тебя в покое.

— На так долго… я не хотела, — еле слышно молвила Софья, пряча взгляд от растерянности.

— Я не хочу заставлять тебя всё вспомнить… Потому не решался, — не менее растерялся Алексей, встретившись с нею их робкими взглядами, в которых светилась и жалость, и тоска, и желание обрести прежнее тепло.

— И я не решалась, — призналась Софья.

— Алёна и Александра тебя часто навещают, — прикоснулся Алексей к руке её и почувствовал, что можно, прикоснулся к той губами. — Не бойся меня…. я не гроза…

— Я боюсь иного, — смотрела Софья с нежностью и тревогой одновременно. — Головные боли пугают, а слова доктора забыть не могу. Уже который врач не решается ни на что. Я умру скоро.

— Ты не можешь умереть, — смотрел Алексей с любовью, опасаясь подпустить к душе страх новой потери. — На днях приедет другой доктор. Я верю, он сможет нам помочь. Он из Швеции едет к нам специально, чтобы не оставить, а вылечить!

— Разве можно от этого вылечить? — усмехнулась Софья, теряя надежду. — И опухоль, и потеря памяти, боли частые. А я хочу всё вспомнить…. жить.

— Всё впереди, — осторожно обнял любимую Алексей, и она, невольно вздохнув, закрыла глаза от наслаждения быть в его руках, словно под великой защитой. — Всё будет хорошо… Мы вместе.

Софья успокаивалась и поймала себя на мысли, что желает оставаться вот так вот, в его объятиях, ещё долго-долго. Только послышавшийся шум прибывшей кареты заставил обоих обратить внимание на гостей.

Николай вышел с Алёной из экипажа, и они сразу с радостными улыбками подошли. Взяв подругу за руку, Алёна тут же ушла с нею в дом, видя, как та полна переживаний:

— Что-то случилось? Софьюшка, ты не молчи… Всё молчишь, не говоришь с нами, а мы поможем!

— Знаю, — смотрела впереди себя та, будто размышляла, открыться или нет.

Они уединились в её комнате, сев в кресла напротив друг дружки, и Алёна взяла Софью за руки:

— Здешние доктора не решаются сказать что толком. Кто-то говорит, не опасно, само заживёт, кто-то уверяет, что всё может закончиться худо. Но надо верить в лучшее.

— Я знаю… Ещё один доктор приедет на днях. Опять кто-то из Швеции, — пожала плечами Софья. — Но я…

Софья замолчала, и Алёна улыбнулась:

— Вы обнимались… Тебе он мил, я видела.

— Мил, — призналась смущённо Софья. — Очень мил… И дети чудесные. Я бы могла быть счастлива.

— Так будь! — кивнула подруга, на что Софья опустила взгляд:

— Я боюсь… Я вспомнила, как он горел, как Мамонов там… Я чувствую себя виноватой, будто предала.

— Вот уж глупости, — улыбалась Алёна.

Софья смотрела в глаза, а подруга сразу пояснила:

— Никаких предательств не было ни у тебя, ни у Алексея. Лучше худое и не вспоминать. Отрывки памяти могут тебя смутить, но ты верь, всё прекрасно!

— Да, — хотела быть более уверенной Софья. — Наверное ты права… Они смущают.

— А знаешь, что самое чудесное и что указывает на твоё выздоровление? — улыбалась счастливая подруга. — Ты начинаешь вспоминать!

И Софье стало будто легче. Она, действительно, стала верить, что, если память возвращается, то всё идёт только к лучшему…

Вечером же, когда день в компании друзей прошёл, оставляя Софью с Алексеем вновь одних, когда дети уже сладко спали, она стала теряться вновь. Софья уходила, провожаемая супругом к спальне, а сама жалела, что не может найти ни слов, ни смелости попросить не оставлять одну.

Остановившись у порога, Алексей снова поцеловал её ручку, не отрывая взгляда и купаясь в нежности, что чувствовал, и произнёс:

— Спокойно ночи, любимая… Прости, — тут же сказал он, поймав себя на мысли, что сказал может лишнее, но Софья повторила:

— Любимая…

Видя в её глазах ту же тоску, что изъедала и его, Алексей сделал шаг ближе, а руки уже прижимали желанную милую к груди. Губы их скорее слились в сладости поцелуя, и вновь отпускать друг друга не хотелось…

Взяв любимую на руки, Алексей вошёл в спальню, осторожно положив на постель. Оба знали: расставаться вновь уже будет невыносимо… Оба смотрели в глаза, и слов не нужно было больше никаких…

Снова расцеловывая любимую, Алексей уже не ушёл, а ночь, дарившая им долгожданную радость вновь посвятиться друг другу, не спешила уходить…

Глава — 57

Надеждою жил, так долго я ждал

И вот наконец-то тебя повстречал.

Вернула судьба нашу встречу с тобой,

Но мне не решиться шаг сделать любой.

Прекрасней тебя нет на свете, нет-нет.

Да может быть поздно ищу я ответ,

Смогу ли я сердце твоё покорить

И что не достоин тебя — позабыть.

Кто ты для меня — зимой солнца свет.

Кто ты для меня — весенний рассвет.

Ты стала моею заветной мечтой,

Моею любовью, моею судьбой.

Настолько добра оказалась весна,

И мне не страшны ни ветра, ни зима,

Что так не желают ещё уходить,

Что так и мечтают всё погубить.

Смотрю на тебя, и мне снова тепло,

Всё кажется, будет ещё хорошо,

Но тебя не решиться своею назвать,

Сказать, что достоин своей величать.

Кто ты для меня — зимой солнца свет.

Кто ты для меня — весенний рассвет.

Ты стала моею заветной мечтой,

Моею любовью, моею судьбой.

Любуясь милой, когда они проснулись утром и вновь встретились теплом взглядов, Алексей провёл ласково пальчиком по её носику и губам. Он тихонько напел песню из прошлого и улыбнулся её улыбке:

— Это я тебе сочинил… Много песен тебе сочинил и