— Стоит упасть одной костяшке домино, как тут же падают все остальные.

— Льюис, ты становишься чрезмерно суеверным и подозрительным.

— Нет, ты сам подумай. Вина живет своей собственной жизнью. У нее есть и ноги, и руки, и лицо. Она вырывается из-под контроля. Она кричит по ночам. Что, если эта пакость преследует его?

— Наподобие обострения психического заболевания? По-твоему, мы видим проекцию въявь души грешника?

Льюис скорчил гримасу.

— Ты не можешь не признать, что он чем-то одержим.

— Но я не верю в вину, — сказал Хью.

Льюис недоуменно развел руками. Под его могучими мышцами пряталась хрупкая основа, и он ничего не мог с этим поделать. Он боялся. Рэйчел покинула его, Хью шел дальше в горы, а он оставался в свободном падении. Да еще и полный чувства вины.

— Восхождения, предназначение… Хью, у меня совершенно не осталось куража на такие вещи. Не знаю, что ты хочешь там найти. Эти девочки были ровесницами моих дочерей. — И это тоже, подумал Хью. О его девочках давным-давно не было ни слуху ни духу. Его дом опустел.

— Ты должен идти вниз, — сказал Хью, — с высоко поднятой головой. Думай о девочках. Все еще образуется.

— Я никогда в жизни не бросал тебя. И подумать не мог, что так поступлю.

— Это не ты, а я бросаю тебя. — Хью попытался разрядить ситуацию, обратив все в шутку. — Только иду в неверном направлении.

— Я теперь даже не понимаю, где верх и где низ.

— Знаешь что, — сказал Хью, — ты должен позаботиться о малыше. А я позабочусь об Огастине. Мы с тобой должны сделать так, чтобы они выбрались из того, во что вляпались.

— Я буду ждать тебя.

— Внизу, в баре, — подхватил Хью. — Тоник и бесплатный арахис. Мы еще доведем бармена до белого каления.

Льюис услышал в этих словах прощание. Эль-Кэп завладеет его душой точно так же, как ею сейчас владеет Рэйчел, но это случится позже. А сейчас все закончилось. Он вздохнул и побрел назад к своему спальнику.

Той ночью Хью приснилась женщина, закопанная в песке прямо под ним. Он принялся копать, и это оказалась Энни… живая. Она лежала там, нагая, молодая, прекрасная. Ее руки раскрылись, чтобы обнять его. Он произнес ее имя. Когда она ответила, из ее рта посыпался песок. Она сразу постарела. Потом превратилась в скелет. Хью попытался оторваться от остова, но он вцепился ему в руку.

Он содрогнулся всем телом и проснулся. Было холодно, но он весь покрылся потом.

Его рука зарылась в песок, и там что-то держало его за запястье. Он отчаянно дернулся… Это оказалась всего лишь одна из спрятанных им веревок.

На заре с Архипелага двинулись в путь две группы. Одна вверх, другая вниз.

— Береги себя, — сказал Льюис, стиснув Хью в медвежьих объятиях.

— Это для меня всегда главная задача, — ответил Хью.

— Я серьезно: будь осторожен. Что-то носится в воздухе. Может быть, ты и сам чуешь это, может быть, и нет, я не знаю. И этот мотив мне не нравится.

— Я слышу только взмахи крыльев ангелов, — сказал Хью.

Еще одна из их старинных поговорок.

— Будь осторожен. — Льюис немного помолчал. — С ним.

— Ты об Огастине? — уточнил Хью. — Он одержимый, но не сумасшедший.

— Ты заметил, что он носит на запястье? Нет? Значит, еще заметишь. Спроси его, что это такое. Лично я думаю, что знаю.

— И?..

— Это может ничего не значить. — Льюис нахмурился в ответ на собственные тревожные мысли. — Ты, возможно, решишь, что ничего, мол, не ново под луной. Почему Огастин должен отличаться от старого Льюиса в отношении к женщинам, которые, по нашему убеждению, принадлежат нам. Ты, скорее всего, подумаешь именно так.

— Ты чересчур тревожишься, — сказал Хью.

Льюис всегда слишком много говорил. Он сыпал мистическими тайнами и пророчествами, как фокусник, достающий карты изо рта, крайне редко повторяясь, и обычно Хью находил это интересным. Но сейчас это было не ко времени.

Спущенная вниз сдвоенная веревка натянулась. Джо ждал своего спутника.

— Поезд отправляется, — сказал Льюис.

— Выше голову, — подбодрил его Хью. — Узлы вяжи крепко. Крючья забивай глубоко. Не забывай о страховке. Вот и все.

— Vaya con Dios.[24]— Льюис стиснул ладонью плечо Хью. — Я серьезно, дружище.

Льюис медленно сполз с края карниза. Когда он окунулся в дым с головой, закутанной в тряпки, Хью показалось, что он похож на того старого пастуха, который вытащил его из пустыни, — домысел миража, увиденного во сне. Или в кошмаре.

На несколько минут Хью, зная, что это совершенно бесполезно, все же задумался: не делает ли он ошибки, не будет ли лучше двинуться вниз вслед за Льюисом и уйти. Пока что события действительно становились все более и более странными, причем это происходило чрезвычайно быстро. И Льюис почти не ошибался, говоря об одинаковой с Огастином одержимости женщинами, которые выжимают досуха и бросают. В том смысле Хью просто сменил одного человека, пережившего тяжелую утрату, на другого такого же.

Вообще-то дело обстояло много хуже. Шаг за шагом, сначала приехав в Йосемит, затем начав подъем на Эль-Кэп и теперь отправившись в неизвестность в обществе совершенно незнакомого человека, он возвращался к своей собственной утрате. Спуститься сейчас — и он мог бы отмыться от дыма, уехать и ощущать себя чистым от всего этого. Но он снова почувствовал, этим утром еще мощнее, чем прежде, что там его что-то ждет.

Хью в последний раз обвел взглядом выступы Архипелага. От пребывания здесь четырех человек не осталось никаких следов, если не считать истоптанного песка да зарытого термоса с сувенирами. Даже мертвые насекомые и птицы уже оказались полускрыты в песке; Эль-Кэп медленно, но верно поглощал их.

Он выбрал слабину веревки Огастина, стараясь уловить ее пульс. Когда дрожь наконец прекратилась, он понял, что Огастин добрался до конца первой веревки и теперь наступила его очередь. Он щелкнул жумарами, поставил ногу в стремя и начал подъем с Архипелага.

На протяжении первых нескольких часов Хью двигался практически в одиночестве. Видимость не превышала десяти футов, а Огастин так и опережал его на целую веревку. На каждом якоре Хью дожидался «кабан», подготовленный к тому, чтобы Огастин, получив сигнал, втащил его вверх. Вслед за мешком двигался и Хью.

Это он еще вечером предложил оставлять веревки на стене как резерв на случай форс-мажора. Если они не смогут найти в дыму спасательную люльку, или маршрут к Глазу циклопа окажется непроходимым, или сдохнут батарейки рации, или произойдет еще что-нибудь из непредусмотренных и непоправимых вещей, веревки послужат им легким путем отступления обратно к Архипелагу.