– Как прошли похороны? – спросила наконец Александра.

– Ну, знаешь, как это всегда бывает, печально и одновременно неловко. Их кремировали, и выглядело все так странно, ведь хоронили маленькие закругленные ящички, похожие на большие термосы, только коричневого цвета и поменьше. Бренда Парсли прочла в похоронном бюро молитву, потому что Эду еще не нашли замену, но не было ничего похожего на отпевание, хотя Фелисия всегда выступала против всеобщего безбожия. Но, думаю, дочери хотелось, чтобы была какая-нибудь заупокойная служба. Фактически пришло очень мало народу, если учесть, что все знали. Пришли, главным образом, служащие из газеты «Уорд», в надежде сохранить свои рабочие места, и несколько человек, работавших с Фелисией в благотворительных комиссиях. Знаешь, она ведь почти со всеми перессорилась. Члены муниципалитета рады, что от нее избавились, они все называли ее ведьмой.

– Говорила с Брендой?

– Немного, на кладбище. Там было так мало народу.

– Как она к тебе отнеслась?

– Очень вежливо и сдержанно. Она передо мной в долгу и знает это. На ней был темно-синий костюм и шелковая блузка с оборками, она и в самом деле была похожа на священника. Изменила прическу, гладко зачесала волосы назад, без этой дурацкой челки, как у женщины из группы «Питер, Поль и Мэри», она с ней была похожа на щенка. Как-никак прогресс. Это Эд заставлял ее носить мини-юбки, чтобы больше ощущать себя хиппи, для нее же это было довольно унизительно, ведь ноги у Бренды похожи на ножки рояля. Она хорошо говорила, особенно на кладбище. Ее высокий голос красиво звучал среди надгробий. Она говорила, как много покойные сделали для общины, и пыталась связать их смерть с войной во Вьетнаме, что-то о моральном смятении нашего времени, я не совсем уловила.

– Ты спросила, есть ли известия от Эда?

– Я не осмелилась. В любом случае я в этом сомневаюсь, потому что самане получила от него ничего. Но она-то его воспитала. Потом, когда на могилу уже стелили искусственный дерн, Бренда посмотрела мне прямо в глаза и сказала, что его уход – это самое лучшее, что было в ее жизни.

– Тут нечего добавить.

– Лекса, дорогая, что ты имеешь в виду? Ты говоришь так, словно теряешь силы.

– Любой устанет. Переживать все одной. Постель в это время года такая холодная.

– Тебе стоит купить электрическое одеяло.

– У меня есть. Но я не люблю чувствовать на себе электричество. Представь себе, если явится призрак Фелисии и выльет на постель ведро холодной воды, меня убьет электрическим током.

– Александра, ну не надо. Не пугай меня своей депрессией. Мы все берем с тебя пример, что бы ни случилось. Ты наша сильная мать.

– Да, и это тоже действует угнетающе.

– Ты что, ни во что больше не веришь? В свободу, в колдовство, их силу, безграничность?

– Конечно, верю. А дети были? Как они выглядят?

– Ну, – Сьюки оживилась, сообщая новости. – Довольно необычно. Оба, пожалуй, похожи на греческие статуи – полные достоинства, бледные и совершенные. И все время держатся вместе, как близнецы, хотя девочка намного старше. Дженнифер, так ее зовут, за двадцать, а мальчик по возрасту еще школьник, хотя сейчас он не в колледже, хочет заниматься шоу-бизнесом и проводит все время в разъездах между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком. Он был рабочим сцены в одном летнем театре в Коннектикуте, а сестра прилетела из Чикаго, взяв отпуск, она там работает техником-рентгенологом. Мардж Перли говорит, они собираются пожить здесь, пока не распорядятся имуществом. Может, нам стоит сделать для них что-нибудь. Они кажутся сущими младенцами, страшно подумать, что будет, если они попадут в лапы Бренды.

– Милочка, они наверняка слышали все о тебе и Клайде и во всем винят тебя.

– Неужели? Как можно? Я только проявила доброту.

– Ты нарушила его внутреннее равновесие. Его экологию.

Сьюки призналась:

– Не люблю чувствовать себя виноватой.

– А кому это нравится? Что я чувствую, как ты думаешь, когда бедный, совершенно неподходящий мне Джо предлагает оставить жену и кучу толстых ребятишек ради меня?

– Джо ни за что этого не сделает. Он слишком итальянец. Католики никогда до этого не доводят, как мы, бедные протестанты-отступники.

– Отступники, – повторила Александра. – Вот как ты о себе думаешь? А вот я никогда ни от чего не отступала.

Тут Сьюки мысленно представилась, передавшись от Александры, деревенская церквушка с приземистой ветхой колокольней высоко в горах на Западе. Церковь, в которую уже никто не ходит.

– Монти был очень религиозным, – сказала Сьюки. – Он всегда рассказывал о своих предках. – На той же волне появился Монти с обвисшими, молочного цвета ягодицами, и, наконец, она узнала наверняка, что у него была связь с Александрой. Она зевнула и сказала: – Съезжу-ка я к Даррилу и развеюсь. Фидель готовит какую-то удивительную новую смесь, он называет этот коктейль «Мистика».

– А ты уверена, что сегодня не очередь Джейн?

– По-моему, она была у него в тот день, когда я с ней разговаривала. Она вправду была взволнована.

– Она переживает.

– Конечно. Ох, Лекса, тебе следует познакомиться с Дженнифер Гэбриел, она чудесная. Рядом с ней я кажусь измученной старой каргой. Вообрази, бледное круглое личико, светло-голубые, как у Клайда, глаза, остренький подбородок, как у Фелисии, и изящный прямой носик, словно точеный, немного вдавленный в лицо, как у кошечки. А какая кожа!

– Прелестно, – неспешно отозвалась Александра. Сьюки знала, Александра ее любит. В ту ночь у Даррила, танцуя под пение Джоплин, они прильнули друг к другу и плакали над проклятием гетеросексуальности, которое их разлучало, словно каждая из них была розой в своей пластиковой упаковке. Теперь в голосе Александры звучала отчужденность. Сьюки вспомнила о своем заклинании с тройным магическим узлом и решила не забыть вынуть его из-под кровати. Заговоры не действуют, их эффект пропадает в течение месяца, если не добавить человеческой крови.

А несколько дней спустя Сьюки встретила сиротку Гэбриел, без брата, на Портовой улице, на неровном по-зимнему тротуаре; половина магазинчиков была на зиму закрыта, в остальных же продавались цветные ароматизированные свечи и елочные украшения в австрийском духе, привезенные из Кореи. Две звезды издалека засияли навстречу друг другу и позволили силе тяготения напряженно притянуть их, а витрины транспортного агентства и супермаркета, «Тявкающей лисицы», со свитерами, украшенными рельефным орнаментом, с практичными клетчатыми юбками, и «Голодной овцы», с более изящной одеждой; «Торговли недвижимостью Перли», с выгоревшими фотографиями на Мысу и фотографиями огромных обветшавших «жемчужин» викторианской эпохи на Дубравной улице, ожидающих, когда их купит какая-нибудь предприимчивая молодая чета и устроит на третьем этаже апартаменты, витрины булочной и парикмахерской и окна Христианской читальни – все пристально смотрело на них. Иствикский филиал «Олд Стоун Банка», вопреки возражениям общественности, устроил окно, к которому можно подъезжать на автомобиле, и Сьюки и Дженнифер должны были переждать, пока на противоположных берегах потока несколько машин не объехали по специально проложенному через тротуар проезду. Центр города был слишком тесным и заполнен историческими застройками, и общественность во главе с Фелисией Гэбриел тщетно указывала на дальнейшее затруднение уличного движения в связи с таким нововведением.