Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рональд Рейган часто повторял, что самые ужасные восемь слов в английском языке звучат так: «Я от государства, и я пришел вам помочь».
По залу пробежали смешки.
– Так вот, леди и джентльмены…
Куда он клонит? Любопытство Касс дошло до предела. Вскочив, она бессознательно стала искать глазами какую-нибудь длинную палку с крюком.
– …Я – от государства. Бегите, пока еще можете!
Зал захохотал. У Касс чуть отлегло от сердца. Спичрайтеры – настоящие кальвинисты: они страшно нервничают, если начальник проявляет свободную волю и отклоняется от заготовленного текста.
– Как бы вы ни относились к политике Рейгана, он был великий человек. Храбрый человек. Он встретил пулю злоумышленника и шутил со спасавшими его врачами. Он выжил и проработал два президентских срока. Он пережил многих своих противников и современников. Пережил – но ради чего? Чтобы сойти в могилу от болезни Альцгеймера. Умереть затяжной, мучительной и бесславной смертью. Стоило ли идти этим путем? Я считаю, что ответ должен быть – нет. Нет и нет. Безусловно, не стоило.
Касс подкралась к краю занавеса и бросила взгляд на публику. Люди сидели в каменном молчании и не сводили с Ранди глаз. Каковы были их коллективные мысли, она не знала, но никто не покашливал, не ерзал и не нажимал украдкой на кнопки «блэкберри».
– Дорогие мои сограждане! Нам всем предстоит совершить Великое восхождение. Можно накачиваться медикаментами, устроить себе пересадку органов, смену крови, стать биофранкенштейнами. Но предельный срок нашего хранения напечатан у нас на ДНК при рождении. Можно на какое-то время перехитрить какие-то болезни, но вечно это продолжаться не может. Каждый из нас рано или поздно должен будет пересечь пограничную реку и обрести покой на ее тенистой стороне. И наше поколение точно так же, как оно всегда старалось взять от жизни лучшее, может попробовать урвать лучшее и от смерти. Дорогие сограждане! Помните, как ярко – хоть и по несколько иному поводу – высказались ребята из «Country Joe and the Fish», славной рок-группы времен нашей юности: «Ого-го! Мы все помрем!»[70]Истинно так. И я спрашиваю вас: почему не проделать это так же, как мы прожили жизнь, – на наших условиях? Почему не проделать это по нашему расписанию? И наконец, дорогие мои американцы – дорогие мои бэби-бумеры, – если мы намерены принести эту последнюю жертву, не вправе ли мы рассчитывать на некий минимум благодарности со стороны правительства?
Когда он кончил, слушатели с жаром зааплодировали. Иные даже встали. Митч Глинт, поднявшись на сцену, поблагодарил Ранди и заявил собравшимся, что он показал себя человеком, «с которым можно иметь дело».
– Ну как? – спросил Ранди, когда они с Касс сели в машину. Касс была какая-то тихая. У него же был утомленно-радостный вид – вид политика, которому только что аплодировала тысяча человек. – Тебе понравилось?
– Да, – холодно ответила Касс. – У меня был оргазм за оргазмом.
– Что тебя смущает, я понять не могу? Ты заметила или нет, что я попал в яблочко?
– Ты вел с ними торг.
– Кое-какие неформальные контакты, не более того.
– Я так и знала, что ты на это пойдешь.
– Не занудствуй, радость моя. Они проглотили наживку – что еще надо? Пришел, увидел, победил. Пусть нам теперь изжарят быка и нальют лучшего вина в Галлии.
– Какой из наших базовых принципов ты предал первым? Нет, лучше не рассказывай. Сама потом прочту в «Вашингтон пост».
– Кассандра. Нам нужны деловые отношения с этими людьми.
– Нет, не нужны. Боже мой – ты такой…
– Кто?
– Сенатор.
– Надо же, я и не догадывался, – игриво произнес Ранди, – что это ругательное слово.
Касс не пришлось долго ждать. Через три дня АББА объявила, что поддержит предложение сенатора Джепперсона о «добровольном восхождении», и первоначальный его «соавтор», сенатор Фандерманк от Орегона, растворился в северо-западном тумане. «С условием, – оговорился на пресс-конференции Митч Глинт, – что в окончательном варианте закона будут отражены поправки АББА».
На вашингтонском языке «поправки» означают «навар». «Поправки» АББА измерялись цистернами наваристого бульона для бумеров. Касс читала список с нарастающим отчаянием. Субсидия на ботокс?[71]Снижение подоходного налога купившим «сегвэй»? Пособия на детские учреждения для внуков? В ее висках запульсировала кровь. И тут она добралась до самого-самого:
«Мистер Глинт далее сказал, что сенатор Джепперсон выразил намерение поднять возрастной порог „восхождения“ с 70 до 75 лет».
Какое там – «нести некоторые издержки», подумала она. Он попросту сдал все позиции.
Она яростно нажала на кнопку мобильного телефона. Экстренный номер Ранди – только на случай ядерного удара или получения им Нобелевской премии мира. Ранди ответил шепотом, означающим, что он на заседании сената. Уступив давлению «Омнител» – мощного лобби сотовых телефонов и прочих цифровых приспособлений, – сенат ослабил ограничения для депутатов, и им теперь разрешалось использовать телефоны даже во время выступлений. Исключение составлял доклад президента о положении страны, но лоббисты «Омнител» работали и над этим.
– Прежде чем зарабатывать себе варикозные вены, – сказал Ранди, – может, захочешь узнать хорошую новость?
– Хорошей новости быть не может, – отрезала Касс. – Ты понимаешь, что ты сделал? Ты лишил «восхождение» всякого смысла даже как метавопрос. Если следовать плану Джепперсона, на это теперь всей госказны не хватит!
– Кончила?
– Нет. Только начала.
– Не так громко хотя бы. Тебя отчетливо слышат через проход. Тише. Так вот, хочу тебе сказать, что сегодня в результате моей готовности сделать шаг назад…
– Шаг? Это шутка такая, да? Ты уже сделал назад столько шагов, что все, конец игры!
– Можно, я договорю? У нас теперь тридцать пять голосов за «восхождение». Только что присоединились Барзайн и Уонамейкер. Плюс Куимби говорит, что проголосует. Старшие сенаторы столько наполучали от АББА на свои избирательные кампании, что у них выхода другого нет, кроме как примкнуть. Разве это не чудесно? Конечно, с Куимби никогда нельзя быть уверенным до конца. Старый осел…
– Ранди, – перебила его Касс уже более спокойным тоном. – Эти твои уступки… Если увеличить возраст до семидесяти пяти, все теряет смысл. Как ты не понимаешь? Не будет никакого финансового выигрыша…
– Дорогая моя… Дорогая моя! Это же метавопрос.