Он повернулся и увидел Алекса Кокрейна.

— Вы почти закончили, — сказал Джемма. — Меня это радует.

— Строительные работы почти завершены. Но нам еще нужно провести тестирование. И если вы хотите получить то, чего требуете, вам стоит предъявить кое-что еще. Потому что на данный момент больше шестидесяти процентов от желаемого я вам дать не могу.

— Ваши неудачи меня уже не удивляют и даже не злят. Я к ним привык. Вы слышали о Вратах Дьявола вблизи Азорских островов?

— Новостей сюда приходит немного, — ответил Кокрейн. — Но, да, я о них слышал. Нечто вроде природного, возникшего естественным образом суперпроводника.

— Так говорят, — подтвердил Гаран. — У меня есть там люди. Полагаю, будет и ответ.

Кокрейн отложил какой-то оптико-волоконный испытательный прибор, с которым работал, и вытер выступивший на лбу пот.

— По-моему, вы не понимаете. Мы только что приняли триста тонн материала, доставленного вашей подлодкой с грузового корабля. Ни для чего другого у нас нет свободного пространства.

— Пространства. Интересно, почему вы употребили именно это слово. Потому что именно пространство, космос, меня и беспокоит.

— О чем это вы сейчас говорите? — спросил Алекс.

— Я говорю о русской субмарине, с которой мы сняли реакторы. Вам было приказано демонтировать их к этому времени и разобрать. Я не хочу, чтобы кто-то заметил что-то со спутника.

— Подлодка лежит на глубине пятидесяти футов, накрытая сетью. И ее никто не ищет. Русские ее продали. Что будет с ней дальше, их совершенно не волнует. Американцам же интересны только глубоководные подлодки с баллистическими ракетами. О том, куда отправилась эта субмарина, известно только вам и товарищу Горшкову, и даже этот русский не знает, что вы делаете с ней сейчас.

— Заканчивайте демонтаж, — распорядился Джемма. — И больше не задавайте мне вопросов, а иначе я сам вас разберу… на части. Будет больно.

Кокрейн потер ладонью щеку.

— У нас одиннадцать строительных субмарин и сорок водолазных костюмов. Этого недостаточно для ведения всех запланированных вами работ. Так что выбирайте. Хотите ли вы закончить радиальные или желаете, чтобы мы развинчивали эту ржавую подлодку?

Джемме едва хватило выдержки. Ему было нужно и то и другое, а еще он предпочел бы иметь дело с конструктором не столь заносчивым и более компетентным, чем Кокрейн. Но в условиях, когда американцы, как докладывал Андраш, уже шныряли вокруг «Киндзара-мару», а беспокойство кредиторов, включая Всемирный Банк, выливалось во все более острые вопросы, времени на решение обоих вопросов у него уже не оставалось.

Корпус подлодки можно оставить. Как только он приступит к действиям, миру станет не до нее. У человечества возникнут проблемы куда более насущные.

— Заканчивайте с радиальными и излучателями. Вашингтон, Лондон, Москва и Пекин. Эти четыре должны быть готовы через неделю, иначе мы окажемся в весьма уязвимом положении.

Гаран ждал очередного залпа возражений и объяснений, почему это невозможно, но на этот раз — в кои-то веки! — их не последовало.

— Они будут готовы, — сказал Кокрейн. — Обещаю.

Восточная Атлантика,

23 июня

Закутавшись в одеяло, Гаме Траут сидела на стуле в судовом лазарете «Матадора» с чашкой горячего кофе без кофеина. Судовой врач запретил давать ей настоящий в ближайшие двадцать четыре часа. Да и какая разница, если она все равно его не пила, а только согревала руки? Сказать по правде, ей сейчас ни до чего не было дела. Гаме не сводила глаз с человека, неподвижно лежавшего на больничной койке.

Команда «Матадора» подобрала ее через пять минут после всплытия. Небо потемнело, поднялись волны, а Пола она так и не увидела.

Его обнаружили только через двадцать минут. Он лежал на воде лицом вверх и даже не пытался сигнализировать. Утонуть ему помешал лишь легкий гидрокостюм.

Пола принесли в судовой лазарет, где она приходила в себя после легкой гипотермии и кислородной недостаточности. Между ними тут же повесили штору, но она слышали, что они делают. Кто-то произнес «нет пульса», а потом доктор сказал что-то насчет «кардиогенного шока».

Гаме поднялась и отбросила штору. Ее муж лежал на кровати, бледный, как привидение. Она отвернулась и расплакалась.

Через три часа она встала и начала думать, что еще можно сделать. Пол оставался без сознания — его укутали в одеяла, ему поставили капельницу, на него надели кислородную маску. Глаза его были закрыты, но за прошедший час он ни разу даже не моргнул.

Глядя на него, совершенно неподвижного, Гаме то и дело посматривала на кардиомонитор — только для того, чтобы напомнить себе, что ее муж еще жив.

Она сжала его руку. Как будто коснулась сырой глины. У него всегда были теплые руки, даже в самые студеные зимние дни, какие только случались в Новой Англии.

— Вернись ко мне, — прошептала Гаме. — Не оставляй меня, Пол. Пожалуйста, не оставляй меня.

За спиной у нее открылась дверь, и в палату вошел судовой врач Хобсон Смит. Высокий — ему приходилось наклонять голову, чтобы не удариться о притолоку, — с седыми усами в стиле Фу Манчу[12], проницательным взглядом, внимательный и заботливый. Никто на судне не знал, сколько ему лет, но, если бы в НУПИ существовал порядок принудительного выхода на пенсию, доктор Смит давно миновал черту. И, конечно, никто бы от этого не выиграл. Все на борту воспринимали его как доброго, любящего дядюшку.

— Без перемен? — произнес он, словно бы обращаясь к Гаме.

— Даже не пошевелился. Частота сердцебиения…

— Сердцебиение сильное, — доктор подошел к ней. — Пульс хороший. Уровень кислорода в крови повышается.

— Но он не приходит в себя, — выдавила Гаме, не в силах произнести страшное слово «кома».

— Да. Пока. Организм у Пола сильный. Дадим ему шанс выздороветь самому.

Гаме понимала, что доктор прав, знала, что жизненные показатели мужа улучшаются, но ей нужно было, чтобы он очнулся, улыбнулся и сказал что-нибудь совершенно глупое и нежное.

Смит переставил стул и сел рядом с ней.

— Дайте руку.

Она протянула руку. Доктор надел манжет, подкачал и проверил кровяное давление. Потом пощупал пульс.

— Как я и думал.

— Что?

— У вас не слишком хорошие показатели. Вы беспокоитесь о нем и только изводите себя.

Гаме вздохнула. С тех пор как она оказалась на борту «Матадора», она еще не ела и почти не пила. Но сейчас ей было не до еды.