о всей прекрасной, цветущей Верховине… И потому должен он быть самым лучшим…

Сколько досады и беспокойства причинила ей валяльня! Подумаешь, какая забота, скажет несведущий, тем более что в прошлом и вправду забот не знали… Но всему приходит свое время…

Итак, ковер для Анны, весь в чудо-узорах, был готов. Мать вынесла на чердак станок и задумалась о валяльне. Дело это такое: не сделаешь — валять нечего, а сделаешь — без нее не обойдешься. А валяльни в селе нет, потому и пришлось сложить в угол готовый, но до толка не доведенный ковер… Так и выглядывал оттуда укоризненно, пока однажды не выдержала, взвалила его на плечи и зашагала в соседнее село. Там, за перевалом, начальство было внимательнее к освященным временем традициям и устроило валяльню при колхозной водяной мельнице. Изрядный доход давала: деньги несли не только люди, несла их сама труженица вода. Обычная, текущая с горных склонов вода!

Конечно, можно было поручить это дело Марии — дочери легче сходить через перевал, но у нее своя работа, свои заботы…

Чуть живая, добралась пешком, напрямик — так, казалось, ближе, да и рубль за автобус сберегла. Но на том не кончилось, пришлось еще дважды ходить, пока ковер вывалялся как нужно, а в ее годы нелегко шагать по таким тропам, ноги словно чугунные делаются…

Рассказала про свои злоключения сыну Василю, когда ездил он в командировку и выбрал денек, чтобы проведать родителей.

Выслушал ее сетования и вспомнил, ведь и у них когда-то стояла возле старой мельницы валяльня, трудилась на пользу всему селу. И хозяин имел хороший барыш не только от помола кукурузы. Он пустил воду через лоток в бочку с проделанными щелями, так она не переполнялась и струйки вращали ткань, сколько ей надобно.

— А вы, мама, написали бы, что спокон века была в селе валяльня, а сейчас вот нет! Нехорошо ведь…

— И право, стыд один! Когда после войны без нее маялись, так время какое было! Не ткали, не красили, латали больше, чем покупали… А теперь достаток, все у людей есть, вот и взялись опять за ткачество, за красу нашу… А что писать-то, сынок? Небось головы помудрее моей есть?

— Может, и есть, да такой, как ваша, нет и рук таких золотых не найдешь! А если ждать кого, вечно будут женщины носить свою работу через перевал, к соседям…

— И я так думаю, а вот кому послать?

— Да хоть бы в газету!

— Ох, какой из меня писака? Чтобы туда посылать, нужно знать, как да кому… Еще высмеют на старости лет…

— Почему? Одни дураки могут смеяться над письмами простых людей, сами-то они ничего не знают… Только уж не в газете такой найдется…

— Ладно! Твоя правда, сынок! Писать так писать… — согласилась и обрадовалась: ощутила вдруг свою причастность к делам, касающимся многих, не только ее одной…

Василь не знал, как поступить: пожалуй, лучше самому написать и дать матери подписаться, так проще и до Ужгорода дойдет быстрее.

Василина ждала, она готова была ради женщин Дубового вышивать эти непривычные строки по белому полю.

— Будем… Нет, будете писать… — поправил себя и вынул из портфеля лист бумаги. Кивнул матери, чтобы начинала: — «Уважаемый товарищ редактор!» — и все же задумался. Как будет лучше? Обычными ли словами, как пишут пожилые, не искушенные в этих делах люди, или более хитроумно, по-ученому, пускай там видят, что есть на селе и такие, знающие толк в корреспонденциях, в постановке вопросов и проблем…

Непривычно было видеть, как решительно держит ручку его мать, словно собралась начать и без его помощи.

— Как думаете, так и пишите…

— Нужно про валяльню… — Она твердо знала, что хотела изложить в письме, и сразу принялась за дело. Рука ее неспешно, аккуратно стала нанизывать букву за буквой, строку за строкой…

А сын помалкивал и думал: сумеет ли толком рассказать о горькой судьбе злосчастной дубовской валяльни?

Но рассказала она все как нужно… Толково, умно сообщала редактору областной газеты, что была, мол, когда-то в их районе валяльня, необходимая, полезная, все ковры прошли через нее… А вот нынче из-за бесхозяйственности сельского начальства нету у ткачих Дубового такой нужной и простой вещи… И воз ни с места, и подтолкнуть некому! А в конце просила редакцию оказать помощь не ей одной, а всем женщинам села.

Василь, пробегая глазами строки письма, диву давался, так по-деловому, коротко и ясно мать изложила суть дела. И подумал, что видит ее сейчас совсем по-новому…

— Так и пошлем, ничего добавлять не нужно! — И протянул ей лист, чтобы подписала. Отправить его взялся сам.

Письмо матери напечатали. Глазам не поверила, когда увидала свое имя, набранное типографским шрифтом. Это было откровением, пробуждало необычные чувства… Но совершенным чудом было появление сельского почтальона с деньгами от редакции — ее первый и последний гонорар! Решила сначала, может, ошиблись? И положила на всякий случай в толстую книжку: если понадобится отдавать, пусть будут под руками. Жаль, не расспросила сына, и он сам не сказал, что может получиться такая неожиданность…

А тут еще прислали за ней из сельсовета.

Молодой председатель, что годился ей в сыновья, раздраженно глянул на вошедшую и тут же уставился в газетный лист. Мать сразу узнала свое письмо.

А глава сельсовета, неразборчиво хмыкнув, углубился в чтение все тех же нескольких строк.

«Скажет наконец, по какой причине позвал, вроде не шутки шутить?»

— Вам, что ли, бабушка, валяльня еще нужна? — спросил, не скрывая злости, и даже газетой взмахнул.

— Я, сынок, может, и так дожила бы свой век… — ответила спокойно.

— А кому она тогда нужна? — И сердито ткнул пальцем в злополучное письмо.

— Если вы насчет этого, то писала я…

— И чего, спрашивается, крутите-вертите? Вы пишете, а нам отписываться…

— Крутить мне незачем, я всю жизнь прямиком хожу! А, в конце концов, валяльня и мне нужна, раз уж задержалась на этом свете… Вот только не гадала, что призовут к тебе, такому молодому, на исповедь… Думала, сами за ум возьметесь и сделаете нужную для села вещь! Зачем воде даром течь, лучше пусть дело делает и доход приносит…

— Без вас знаем, что селу нужно! — взорвался председатель. Бывает, подведет человека амбиция, когда уверенность в себе велика, а жизненный опыт мал. — Лучше сядьте и пишите! — распорядился начальственно и пододвинул листок бумаги. Сшиб по пути ручку, она покатилась по столу…

— А что писать-то?

— Так, как есть: что в сельсовете с вами говорили, что вы все