был результатом компромисса между его участниками. Однако англо-русская борьба за влияние в Греции не прекращалась, и позиции России в этой борьбе усилились благодаря активизации ее политики в греческом вопросе. Свидетельством этого стал тот факт, что третье греческое Национальное собрание в Трезене (апрель 1827 г.) избрало Иоанна Каподистрию – статс-секретаря российского министерства иностранных дел, с 1822 г. фактически находившегося в отставке и жившего в Швейцарии, – правителем (президентом) Греции. Активная национально-патриотическая деятельность Каподистрии накануне революции 1821 г. снискала ему большой авторитет в греческом обществе, а сам факт пребывания грека-корфиота на высоком дипломатическом посту в России рассматривался как выражение российской политики покровительства Греции. В правительственных кругах России избрание Каподистрии на высший государственный пост в Греции было встречено с большим удовлетворением. Каподистрия, оказавшийся в это время в Петербурге, получил 1 (13) июля 1827 г. формальное увольнение с российской службы. Однако и до получения формальной отставки он выступал в переговорах с Николаем I в качестве представителя и защитника греческих интересов, настаивая прежде всего на оказании неотложной материальной помощи Греции. Российский император согласился негласно предоставить будущему правителю Греции кредит в сумме 1 млн руб. И во время петербургских переговоров летом 1827 г., и в последующем отношения между российским правительством и правителем Греции носили доверительный характер[327]. Однако, хотя Каподистрия был убежденным сторонником ориентации Греции на Россию, он отнюдь не собирался содействовать установлению в стране российского господства в какой-либо форме, о чем прямо заявил царю во время бесед с ним в Петербурге[328]. Этот опытный дипломат, всецело преданный интересам Греции, намеревался, опираясь на поддержку всех держав – участниц Лондонского договора, добиться успешного завершения войны за независимость и создания стабильного и жизнеспособного Греческого государства. Но тюильрийский и сентджеймсский кабинеты, видевшие в Каподистрии прежде всего инструмент российской политики, были недовольны тем, что он избран правителем Греции. Ни в Лондоне, ни в Париже, где Каподистрия побывал в августе-октябре 1827 г., он не получил ни финансовой помощи, ни моральной поддержки[329].

Между тем военно-политическое положение Греции стало критическим. В 1826–1827 гг. греческие повстанцы потеряли свои важнейшие опорные пункты Месолонги и афинский Акрополь. К осени 1827 г. территория свободной Греции ограничивалась небольшой частью Пелопоннеса и несколькими островами Архипелага. Порта, отвергнувшая Лондонский договор, спешила подавить последние очаги сопротивления в Греции и таким образом окончательно «урегулировать» греческий вопрос. Однако решительные действия адмиралов союзных эскадр, прибывших к берегам Греции в соответствии с секретной статьей Лондонского договора, сорвали эти замыслы. Результатом отказа командующего египетской армией Ибрахим-паши выполнить требование союзных адмиралов о прекращении всех его враждебных действий против греческого населения Мореи была Наваринская битва 8 (20) октября 1827 г., приведшая к полному разгрому турецко-египетского флота[330].

Перспективы дипломатического решения греческого вопроса тем не менее оставались неопределенными. В декабре 1827 г. ввиду того, что и после Наваринского сражения Порта отказывалась от каких-либо переговоров о греческом урегулировании, Россия, Великобритания и Франция отозвали своих дипломатических представителей из Константинополя. Но и в стане участников тройственного союза не было единства. После того как в январе 1828 г. в Англии пришло к власти правительство Веллингтона, в английской политике усилились протурецкие тенденции. Новый английский кабинет стал отходить от совместных действий с союзниками, которые могли бы заставить Порту выполнить положения Лондонского договора. Судьба Греции стала теперь зависеть в первую очередь от исхода начавшейся в апреле 1828 г. русско-турецкой войны.

В царском манифесте, опубликованном 14 (26) апреля 1828 г. в связи с объявлением войны Османской империи, греческий вопрос не упоминался – Николай I стремился подчеркнуть, что у России достаточно собственных претензий к Порте, вытекавших из нарушения последней русско-турецких договоров, для того чтобы прибегнуть к этому крайнему средству. Но фактически именно это урегулирование было одной из главных военных целей России. Программа царского правительства по урегулированию греческого вопроса была изложена в конфиденциальном письме К. В. Нессельроде И. Каподистрии от 3 (15) июля 1828 г.[331] Суть ее сводилась к созданию из освобожденных греческих территорий жизнеспособного государства с консервативной монархической системой, связанного политическими и торговыми узами с Россией. При этом, отходя от соответствующих положений Лондонского договора 1827 г., петербургский кабинет намеревался исключить какое-либо участие Порты в управлении Грецией. Однако султанское правительство по-прежнему отказывалось вести какие-либо переговоры относительно Греции, и успехи России в кампании 1828 г. не были достаточны для того, чтобы сломить упорство Махмуда II.

Противодействие осуществлению российской программы решения греческого вопроса оказывала и Великобритания, стремившаяся ограничить территорию Греческого государства Мореей и Кикладскими островами и сохранить его зависимость от Порты. Франция, еще один участник тройственного союза, в 1828–1829 гг. занимала в греческом вопросе позицию, близкую к позиции России. Она отвергла попытки британского кабинета отстранить Россию от решения греческих дел и, как и Россия, предоставляла субсидии греческому правительству. Франция стремилась также усилить собственные позиции в Греции за счет своих партнеров. В августе 1828 г. в Морее высадился шеститысячный французский экспедиционный корпус генерала Мэзона, имевший своей непосредственной задачей вытеснение армии Ибрахим-паши с полуострова. Но основное противоборство в греческом вопросе шло между Россией и Великобританией, и ареной его стала Лондонская конференция, возобновившая свою работу в июне 1828 г.

На конференции обсуждался вопрос об инструкциях представителям Англии, России и Франции, которые совместно с греческой стороной должны были подготовить условия греко-турецкого урегулирования. В ходе обсуждения Веллингтон и британский государственный секретарь по иностранным делам Абердин стремились разработать все детали этого соглашения, причем в неблагоприятном для греков духе. Учитывая это, российский посол в Лондоне Х. А. Ливен приложил все усилия для того, чтобы на месте событий и при активном участии греческих представителей были найдены благоприятные для греческих интересов решения[332].

Расчеты эти в значительной мере оправдались. Главным предметом конференции на греческом острове Порос (октябрь-декабрь 1828 г.), в которой участвовали дипломатические представители союзных держав в Константинополе Ч. С. Каннинг, А. И. Рибопьер и А. Гийемино, было определение греческих границ. Каподистрия принимал активное участие в работе конференции, добиваясь, чтобы в пределы Греческого государства были включены все греческие области, жители которых участвовали в освободительном восстании. После длительных дискуссий представители союзных держав согласились на проведение сухопутной границы Греции по линии Арта – Волос и включение в ее состав, помимо Кикладских островов, также Эвбеи.

Участники конференции рекомендовали своим правительствам рассмотреть вопрос о включении в сферу действия Лондонского договора 1827 г. также и Крита и Самоса. Хотя предложенные конференцией на Поросе границы не полностью отвечали пожеланиям Каподистрии, в целом они были благоприятны для Греции, особенно если иметь в виду, что значительная часть территорий, которые должны были войти в состав Греческого государства, были оккупированы тогда турками. Дипломаты выработали также общую точку зрения относительно размера дани, которую