и важной страницей истории международных отношений 20-х годов XIX в., в которых доминировал греческий вопрос.

В марте 1821 г. в Греции началось всеобщее восстание против четырехвекового османского господства. Первоначально реакционные правительства Европы отнеслись к независимой Греции, рождавшейся в огне войны, с неприкрытой враждебностью. Широкие же общественные круги Европы и Америки выступили в поддержку греческой революции. Во многих странах развернулось филэллинское движение. Филэллинами были Байрон, Гёте, Пушкин Гюго и другие выдающиеся деятели европейской культуры. Давление общественного мнения и осознание необратимости изменений в международной ситуации, которые вызвала вооруженная борьба греков, побудили великие державы добиваться дипломатического урегулирования греческого вопроса. Как уже говорилось, 6 июля 1827 г. представители России, Англии и Франции подписали в Лондоне договор о прекращении войны в Греции на условии создания автономного греческого государства под сюзеренитетом Порты. По настоянию России, имевшей серьезные противоречия с Османской империей и занимавшей наиболее решительную позицию, в договор была включена секретная статья, предусматривавшая, что в случае, если одна из сторон не пожелает пойти на заключение перемирия (в соответствии с договором), «высокие державы действительно применят совместно все свои средства для ее исполнения»[349]. Результатом этого положения было появление в начале октября 1827 г. соединенной англо-русско-французской эскадры у берегов Греции. По настоянию российского посла в Лондоне Х. А. Ливена в совместную инструкцию союзным адмиралам был включен следующий важный пункт: «В случае отказа Порты по истечении месяца от посредничества и перемирия эскадры трех союзных держав должны приблизиться к берегам Греции и совместно пресечь всякую помощь по морю турецко-египетским войскам, воздерживаясь при этом от участия в боевых действиях»[350]. Однако принимать какие-либо принудительные меры против турецких сил в Греции, не прибегая при этом к силовым акциям, оказалось невозможным.

Известие о Лондонской конвенции было получено в Греции в критический для нее момент. В 1824 г. султану Махмуду II удалось втянуть в борьбу своего вассала, египетского пашу Мухаммеда Али, располагавшего хорошо вооруженной и обученной по европейскому образцу армией. В результате после упорной героической борьбы пали Месолонги и афинский Акрополь – важнейшие опорные пункты повстанцев. Ободренная этими военными успехами, Порты отвергла Лондонскую конвенцию.

Осенью 1827 г. главнокомандующий турецко-египет скими силами в Морее Ибрахим-паша спешно готовил новые крупные военные операции, чтобы сокрушить последние очаги сопротивления греков на континенте и островах. С этой целью в Наварине сконцентрировались крупные военно-морские и сухопутные силы. Войска Ибрахима-паши продолжали, чуть ли не на глазах союзных адмиралов, варварски опустошать Морею. Посланный ему адмиралами ультиматум паша игнорировал. Тогда союзные адмиралы решили ввести свои эскадры в Наваринскую бухту, с тем чтобы своим присутствием сковать турецко-египетский флот и помешать его операциям против греков. Стоявший в Наваринской бухте в полной боевой готовности флот султана представлял грозную силу. Он состоял из трех линейных кораблей, 20 фрегатов и свыше 40 корветов, бригов и брандеров. Они имели свыше 2000 орудий. Кроме того, узкий (менее мили) вход в бухту защищали батареи, установленные в Наваринской крепости и на острове Сфактерия. Английская эскадра состояла из трех линейных кораблей, четырех фрегатов, одного корвета и трех бригов, имевших 472 орудия. Командовал ею опытный и решительный моряк, сподвижник Нельсона вице-адмирал Э. Кодрингтон. Французскую эскадру под командованием контр-адмирала А.Г. де Риньи составляли три линейных корабля, два фрегата и два корвета, имевших 362 орудия.

В состав русской эскадры входили четыре линейных корабля: 74-пушечные «Азов», «Иезекииль», «Александр Невский», 84-пушечный «Гангут» и четыре фрегата: «Константин», «Проворный», «Кастор», «Елена». Русские корабли имели 466 орудий и команду из 3764 человек. На корабле «Азов» держал свой флаг командующий эскадрой контр-адмирал Л. П. Гейден, голландец по происхождению, поступивший на русскую службу в 1795 г. и отличившийся в 1813 г. в войне против Наполеона. Командиром «Азова» и начальником штаба эскадры был выдающийся русский военный моряк и ученый – мореплаватель М. П. Лазарев. Всего союзный флот насчитывал 26 судов: 10 линейных кораблей, 10 фрегатов, 6 корветов и бригов, имевших на борту 1300 орудий. Командир английской эскадры вицеадмирал Э. Кодрингтон как старший по званию являлся главнокомандующим объединенной эскадры.

Эскадра союзников значительно уступала турецко-египетскому флоту по количеству пушек и кораблей, но превосходила его по боевой выучке и дисциплинированности личного состава. Англия, Россия, Франция были великими морскими державами, их флаги были овеяны славой многих победных сражений.

Среди моряков союзных эскадр ощущались и филэллинские настроения. Особенно это относилось к русским морякам, так как русский и греческий народы на протяжении столетий связывали прочные дружественные узы. Об этих настроениях свидетельствуют записки лейтенанта Александра Рыкачева, участника Наваринской эпопеи. Еще перед выходом русской эскадры из Кронштадта, когда предназначение ее еще не было известно, Рыкачев записывал в свой дневник: «Так как каждому из нас хочется помогать грекам, то понятно, что мы более всего мечтаем о Средиземном море. Это был бы верх счастья, и вся наша молодежь, со времени экспедиции адмирала Сенявина, постоянно мечтает об этой прекрасной кампании»[351].

Моряки эскадры Л. П. Гейдена помнили не только об экспедиции Сенявина, но и о Чесменской победе, о подвигах моряков Ф. Ф. Ушакова, совершенных в тех же средиземноморских водах. Да и само название Наварин уже встречалось ранее в русских военных реляциях. В 1770 г. в ходе Архипелагской экспедиции морской отряд под командованием бригадира И. А. Ганнибала, деда великого русского поэта А. С. Пушкина, овладел Наваринской крепостью. А. С. Пушкин гордился военными подвигами своего деда:

Пред кем средь чесменских пучин

Громада кораблей вспылала

И пал впервые Наварин[352].

О подъеме, которым были охвачены русские моряки накануне Наваринского боя, можно судить по следующей записи в дневнике Рыкачева: «Нельзя желать лучшего расположения духа, как у нас теперь между офицерами и рядовыми. Все как будто оживились какою-то необыкновенной силой. Там, где в обыкновенное время ворочали пушку восемь человек, теперь с легкостью четыре. Наши матросы живы, веселы и только смотрят в глаза своим офицерам, ожидая их приказаний»[353].

В час дня 8 (20) октября 1827 г. союзный флот, выстроенный в две колонны – правую из английских и французских кораблей и левую из русских, – начал входить в Наваринскую бухту, для того чтобы стать на якорь напротив турецко-египетского флота. Отданный перед этим приказ Кодрингтона гласил: «Ни одной пушки не должно быть выпалено с соединенного флота прежде, нежели будет сделан на то сигнал, разве только в таком случае, если огонь откроется с турецкого флота»[354]. Но такой случай произошел. С турецкого брандера обстреляли шлюпку с английским офицером, посланным в качестве парламентера. Офицер и часть гребцов были убиты. Английские и французские корабли открыли ответный огонь. Ружейная перестрелка переросла в артиллерийскую, и сражение сделалось