зачем так шутить в половине девятого утра? Папа крепко спал. Теперь Селия могла спокойно оставить его. Она так устала и замерзла, что едва держалась на ногах. Она услышала, как Эдит внизу раздергивает портьеры, и спустилась предупредить, чтобы та не заходила к Марии. Затем поднялась к себе в комнату переодеться. Из зеркала на нее смотрело измученное, пожелтевшее лицо, платье сильно измялось. Как ужасно выглядят утром люди в вечерних платьях.

Что Найэл имел в виду, говоря, что едет в Париж? Она слишком устала для того, чтобы разгадывать загадки, слишком устала, чтобы беспокоиться. Хорошо бы провести день в постели, но Труды нет, значит, это невозможно. Она понадобится Папе, понадобится Марии. К тому же… обещал позвонить студент-медик. Она приняла ванну, позавтракала и, одевшись, снова пошла по коридору в Папину комнату.

Он уже проснулся и, сидя на кровати в халате, ел вареное яйцо. Выглядел он бодрым и подтянутым, словно проспал не пять, а двенадцать часов.

— Привет, моя дорогая, — сказал он. — Мне приснилось несколько совершенно поразительных снов. И во всех них какой-то малый из больницы старался вспороть мне живот кухонным ножом.

Селия села на край кровати.

— Должно быть, я выпил слишком много шампанского, — сказал Папа.

Зазвонил телефон.

— Займись им, дорогая, — попросил Папа, продолжая выбирать ложкой яйцо из скорлупы и макать кусочки тоста в желток.

— Звонит эта особа… Фрида, — сказала Селия, протягивая ему трубку. — Она уже звонила, когда ты спал. Она хочет поговорить с тобой.

Селия и сама не смогла бы объяснить, почему она соскользнула с кровати, подошла к двери, открыла ее и вышла в коридор. Она чувствовала беспокойство и непонятную неловкость. Оставив Папу разговаривать, она пошла посмотреть, не проснулась ли Мария.

Мария сидела на кровати, вокруг нее были разбросаны газеты.

— Ну, наконец-то, — сказала она, — я думала, ты никогда не придешь. Все хорошие. А в «Дейли Мейл» так просто отличная. Большая заметка и целиком обо мне. В «Телеграф» еще одна и тоже обо мне. Только одна рецензия не слишком доброжелательная, но и то главным образом по поводу пьесы, так что не важно. Взгляни, ты должна их прочесть. Садись. Что говорит Папа? Папа их видел? Папа доволен?

— Папа только что проснулся, — сказала Селия. — Он разговаривает по телефону.

— С кем? О чем, о спектакле?

— Нет. С этой женщиной, Фридой. Знаешь, та, которая жила в Париже. Кажется, Найэл сейчас у нее. Я ничего не понимаю.

— Как может Найэл быть у нее? Что ты имеешь в виду? Он, наверное, давно уехал. Его поезд отходит в девять часов.

— Нет, — сказала Селия, — нет. Он еще в Лондоне.

В коридоре загремели раскаты Папиного голоса.

— Мне надо идти, — сказала Селия. — Папа зовет меня.

С сильно бьющимся сердцем она побежала по коридору. Папа еще разговаривал по телефону.

— Проклятие, — кричал он. — Ему только восемнадцать. Повторяю, я не позволю совращать мальчика. В жизни не слышал ничего более чудовищного. Да, конечно, он умен, конечно, способен. Все это я твержу его чертовым учителям уже не один год. Никто меня не слушает. Но если мальчик умен и талантлив, это еще не значит, что я сдам его тебе на руки, чтобы ты совратила его… Париж? Нет, клянусь Богом, нет! Мальчик восемнадцати лет! Что значит голодает? Я никогда не морил его голодом. Он ест все, что захочет. Боже мой, подумать только, что не кто-нибудь, а ты, один из моих ближайших друзей! И такой удар в спину! Да, да, это изнасилование, совращение и… удар в спину!..

Пылая гневом, он все говорил и говорил, а Селия тем временем стояла на пороге. Наконец он с грохотом бросил трубку.

— Что я тебе говорил? — сказал Папа. — Вот кровь его отца и дала о себе знать. Гнилая французская кровь его отца. Мальчик восемнадцати лет уходит из дома и спит с одной из моих самых старых приятельниц.

Селия в волнении смотрела на него. Она не знала, что сделать, что сказать.

— Я добьюсь, чтобы эту женщину выдворили из Англии, — сказал Папа. — Я не позволю. Ее выдворят из Англии.

— Найэл сказал, что она уезжает в Париж, — заметила Селия, — и он едет с ней.

— В нем говорит его гнилая кровь, — сказал Папа. — Я так и знал. Всегда предвидел что-нибудь подобное. И ведь не кто-нибудь, а Фрида. Пусть это послужит тебе урюком, моя дорогая. Никогда не доверяй ни мужчинам, ни женщинам с карими глазами. Они обязательно подведут. Чудовищно, такого нельзя простить. В «Гаррике» об этом обязательно узнают. Я всем расскажу. Я расскажу всему свету…

В комнату вошла Мария; она зевала и держала руку над головой.

— Вокруг чего такой шум? В чем дело? — спросила она.

— В чем дело? — завопил Папа. — Лучше спроси, в ком. В Найэле. В моем приемном сыне. Совращен моей старинной приятельницей. Господи! До чего я дожил. А ты? — И он обвиняющим жестом указал на Марию. — Ты когда пришла? Когда вернулась домой?

— Раньше тебя, — ответила Мария. — В половине первого я уже спала.

— Кто тебя привез?

— Один знакомый из театра.

— Он целовал тебя?

— Папа, я, право, не понимаю…

— Ха! Ты не понимаешь. Мою дочь привозят среди ночи и сваливают в доме, как мешок угля, а моего приемного сына совращают. Прекрасная ночь, скажу я вам. А тут еще один обивает пороги, притворяясь, будто работает в больнице Святого Фомы. Прекрасная ночь для всей семьи Делейни. Ну, что скажете?

Сказать никто ничего не мог. Все и без того было сказано…

— Вот газеты, — сказала Мария. — Не хочешь почитать, что пишут о спектакле?

Папа протянул руку и, не говоря ни слова, взял газеты. Он скрылся с ними в ванной и с шумом захлопнул дверь. Мария пожала плечами.

— Если он и дальше будет так вести себя, — сказала она. — Это просто нелепо… Ты ужасно выглядишь. В чем дело?

— Я почти не спала, — сказала Селия.

— Какой номер телефона? — спросила Мария. — Придется мне самой позвонить и выяснить, в чем тут дело.

— Чей номер?

— Фриды, конечно. Я должна поговорить с Найэлом.

Она спустилась вниз и закрылась в малой гостиной, где был еще один телефон. Там она пробыла довольно долго и вышла бледной и раздраженной.

— Это правда, — сказала она. — Найэл не вернется в школу. Со школой покончено. Он собирается жить с Фридой в Париже.

— Но… она присмотрит за ним? — спросила Селия. — С ним все будет в порядке?

— Конечно, будет, не говори глупостей, — сказала Мария. — И с ним будет его музыка. А это все, что его