Мысли его, пульсирующие и собираемые в единый Образ, направляемые той частью ее сознания, что оставалась мыслящей даже сейчас — далекой, нечувствуемой и забытой, — уже постепенно осознавались ее разумом, но женщина содрогалась и двигалась вперед, подталкиваемая ритмичным напором его тела и чувств, охватывающих все его существо...

Как вдруг она ощутила нарастающее беспокойство — словно невидимый барьер рухнул, неощутимая граница была пересечена. Содержание его сознания, собранное и сплетенное никогда не забывающимся, вечно недремлющим мастерством в единый внутренний текст, внезапно дошло до нее — какими-то резкими, дергаными фрагментами, которые мгновенно сломали то, растущее у нее изнутри, и резко швырнули вперед, сюда, в реальность.

Рокочущий вал холодной пены вздыбился вокруг и мгновенно опал, крича на сто голосов, завывая и осыпаясь искрами от звона сталкивающихся мечей.

Капитан резко дернулся, сделав ей больно, и вышел из нее. Стена тишины лопнула, словно ее и не было.

Вайра слабо застонала, дрогнула всем телом, все еще удерживая его слабыми, сползающими, виснущими руками, и наконец-то придя в себя окончательно, услышала этот резкий, протяжный, всепроникающий и сильный крик:

— Изме-е-э-э-на-а-а!..

Элейни проснулась в полной темноте, когда откуда- то неподалеку — возможно, прямо из-за двери — кто-то громко, яростно и душераздирающе закричал; вскочив, словно ополоумевший от крика маленький зверек, она отпрыгнула от кровати, сильно ударившись пятками о пол, и вжалась в холодную бревенчатую стену.

— Изме-е-эна-а!.. — Крик повторился, тут же к нему добавились рычание, звуки ударов стали о сталь, топот ног, другие, множащиеся крики, и в этом гвалте, всего в нескольких шагах от себя, девочка услышала приглушенный крик боли, исторгнутый губами Вайры.

Нерешительность, опустошение и страх обрушились на Элейни, подминая ее под себя; за дверью кто-то громко, отвратительно и дико завизжал, словно животное, попавшее под нож и пытающееся вырваться из когтистых ледяных лап; тут же грубый голос — тот самый, что кричал, — хрипло, яростно и страшно рявкнул:

— Н-на-а! На, сука!..

— Иду! — хрипло зарычал капитан, словно ему в ответ, резко шурша одеждой и внезапно прыгнув в сторону стены, у края которой стояла Элейни.

Девочка отшатнулась, в ужасе пытаясь отскочить и в то же мгновение повинуясь краткому шипению Вайры сквозь стиснутые зубы, все пространство сруба залил мягкий, идущий из ниоткуда свет.

Элейни, ощутившая резкую боль в глазах, тут же в мгновение ока стала различать проход впереди и то, что за ним, как будто никакого перехода из тьмы на свет и не было, — и единственным выпавшим для нее кратким мгновением запечатлела все, происходящее в срубе, вернее, в куске пространства, видимом ей.

Перед ней замер в прыжке полуголый капитан, из одежды на котором были лишь темные холщовые штаны-шаровары; волосы его были встопорщены, на висках, на ключице и плечах тускло блестел пот.

Позади него, поднимаясь и прижимая левую руку к животу, а правую выставив вперед, к двери, словно пытаясь таким образом удержать прорывающихся сюда, разгибалась обнаженная Вайра, волосы которой, распущенные, стекали по плечам до лопаток.

Время дернулось и ринулось дальше.

Дверь треснула, когда что-то тяжелое и острое врезалось в нее снаружи; там слились очередное «Н-на, п- падла-а!», «Аа-а-а-хх!..», звон оружия, топот, звуки ударов, резких падений и криков в ответ.

Капитан, увидев замершую девочку, с расширенными глазами уставившуюся на него, бросился вперед, мимо нее, вжавшейся в стену, и, рухнув на колени, рванул из-под кровати сверток, ранее как-то прикрепленный к ней.

Материя треснула, сталь тускло блеснула в ровном и мягком свете, вырванная из тяжелых окованных ножен; длинный и широкий, тяжелый меч слился с его широкой рукой — и капитан ринулся назад.

Элейни, осознавшая, что если он предатель, то сейчас изо всех сил ударит Вайру в спину, вскинула руки, то ли для того, чтобы закрыть лицо и не увидеть кошмара, то ли для того, чтобы сложить их и метнуть ему в спину невидимый удар; паника билась в девочке подобно второму сердцу, ей хотелось громко, изо всех сил закричать... — но Вайра обернулась, словно почувствовав представленный ею удар, и метнула в Элейни жесткий, холодный взгляд яростно сверкающих черных глаз.

Отверженная была одновременно прекрасна и пугающа в этот момент, а в следующий она развернулась обратно, устремляя на дверь прищуренный взгляд бьющих пламенем глаз, правая рука ее разжалась, выходя вперед, словно выбрасывая невидимый камень прямо в трещавшую от ударов дверь.

Но это был далеко не камень. Это было гораздо хуже, потому что гораздо сильнее. Дерево, окованное металлом, грохнуло, низко и неестественно завизжало, треснуло по контуру, — и створка толщиной в ладонь, в полтора человеческих роста вышиной, сорванная с железных петель, вылетела вперед, сметая все на своем пути.

— А-а-а! — крикнул капитан, словно получивший этот титанический удар сам, отдергиваясь от двери назад; но тут же он совладал с собой и прыгнул в проем, описав клинком краткую дугу наискось, словно отражая невидимые для Элейни удары.

Справа от девочки и немного впереди внезапно появился, подбегая к Вайре, запрокинувшей голову и левой рукой стирающей текущую из носа кровь, полурослик, схвативший ее за пояс, словно испуганный ребенок мать.

— Черпай! — визгливо крикнул он. — Черпай!

— А-а-а... — послышалось снаружи, сразу из нескольких мучительно разверстых глоток, и Элейни поняла, что это стонуще кричат от боли те, кто не был убит и кто смог прийти в себя после обрушившейся на них двери.

Капитан уже скрылся, завернув налево, оттуда донеслись звон оружия, проклятия и мат.

Вайра, окинув взглядом комнату и остановив горящий взор на Элейни, шепнула ей изнутри: «Под кровать!», и девочка, не смея ослушаться, рванулась, упала на колени, полезла туда. Здесь было холодно.

— Жив! — крикнул капитан кому-то, и в голосе его слышалась безумная радость. — Жи-ив!

Тут же полурослик крякнул сквозь зубы от боли, Вайра задохнулась, словно кто-то всаживал в ее тело длинную острую иглу, полувзвыла сквозь сомкнутые зубы, и в конце этого взвыва, когда замычал, не в силах терпеть, и схвативший ее за пояс маленький человечек, женщина рявкнула что-то страшное, неразборчивое, очень жестокое, — и там, за стеной, сразу несколько человек зашлись захлебывающимся криком — жутким, пронзительным, быстро перешедшим в судорожный хрип-всхлип и смолкнувшим.

— М-мать... — прошепелявил полурослик, сползая на пол. — М-мамулешка-а-а...

— Тагер! — тяжело и надрывно крикнула Вайра. — Уходи! — Дальше она добавила что-то резкое, мгновенное, мысленное, чего Элейни не различила, хотя почувствовала присутствие краткой, как удар хлыста, связи. Она сжалась у себя под кроватью, пытаясь стать невидимой и неощутимой, и услышала лишь топот, с которым Отверженная подбежала к столу, что-то схватила с него или со скамьи и, рванувшись к искореженному проему, выбежала из сруба наружу.