Педсовет должен был начаться в десять, но и в половине одиннадцатого начальство ещё не появилось. Директор, Тамара Витальевна, к времени вообще относилась довольно свободно, особенно если её ждали подчинённые, и опоздание минут на сорок для неё было обычным делом. Учителя, собравшиеся в кабинете литературы, занимались кто чем: кто бумажки перекладывал, кто болтал, кто читал книгу, но уходить опасались. Директор, легко опаздывавшая сама, от других опозданий не терпела. Олег сидел с Виктором Николаевичем и слушал вполуха его армейские то ли были, то ли байки.

Володька уже уволился. Во вторник они посидели на прощание в тренерской, распили маленькую фляжку коньячка, и тот, забросив на плечо набитую чем-то спортивную сумку и обняв на прощание Олега, ушел, пообещав, конечно же, заходить. Но иллюзий по этому поводу Олег не питал — у Володьки начиналась совсем другая жизнь. С его уходом Олегу в школе стало одиноко. У детей уже начались каникулы, уроков не было, к Ольге он забегал ненадолго, они старались не афишировать свои отношения. Собственно, Олегу было наплевать, но Ольга настаивала. По вечерам они тоже всю неделю не встречались, у Ольги были какие-то дела, связанные с отъездом. В общем, Олег скучал. Сейчас, под журчание голоса Виктора Николаевича, он не столько слушал его, сколько разглядывал сидящих в классе учителей. До него долетали обрывки чужих фраз.

За партой сзади сидела географичка, Марина Михайловна, с математичкой, Ларисой Павловной. «Нет, Ларис, ну ты сама посуди, — слышалось сзади. — Кому моя география нужна? Вам, математикам, проще, вы себе всегда учеников найдёте. Всегда кому-то надо или из двоек вылезти, или пятёрку вытянуть. Наберёте себе человек пять-шесть, вот и дополнительная зарплата. А я, кому я нужна со своей географией?» «Ну, Марин, — раздавалось в ответ, — думаешь, всё так просто? Ты их ещё найди, учеников этих. Многие готовы двойки пачками получать, а заниматься не хотят. А и найдёшь, думаешь легко? Уроки кончатся, тут бы домой скорее, ан нет, сиди с ними, оболтусами, долби одно и то же…»

На соседнем ряду справа, чуть впереди, сидели Татьяна, словесник, и Светлана, которая в последнее время мало напоминала ту пышную беззаботную хохотушку, которую привык видеть Олег, а после ухода Володьки она сникла окончательно. «Да ну, Тань, где его найдёшь? — доносилось оттуда. — Знакомых холостых не осталось. Подружки тоже замужем, в гости не зовут, боятся, мужа уведу. На улице знакомиться? Возраст не тот, да и не пристают давно на улице. На работе бабы одни. Был бы хоть ребёнок. У тебя, вон, сынуля растёт, а у меня работа да работа и больше ничего. Так и засохнешь на этой работе». «Думаешь, одной, с ребёнком — сахар? Ты хоть только за себя отвечаешь, а тут…»

«Вы представляете, Инна Егоровна, — бубнил кто-то впереди, — не нужна мне ваша биология, — говорит. — Я, вообще, юристом буду, а тройку вы мне всё равно не поставите…»

«Мои молодые мне опять внука подбросили, — доносилось с другой парты. — Мы с дедом теперь как привязанные…»

«Берёте цветы картошки, но не только что распустившиеся, а уже отцветающие, набираете их пол-литровую баночку, заливаете спиртом или водкой…»

«Ноги, знаете, совсем уже не те, да и спина тоже. Я раньше урок сидя вести не могла, всё время по классу ходила или у доски стояла, а теперь постою, постою, да и присяду…»

«Такие туфли прекрасные, из натуральной кожи, на низком каблучке, тут, спереди, всё закрыто, ноге так удобно, и совсем не дорого…»

Наконец в класс, гордо неся своё крупное тело, вплыла Тамара Витальевна, сопровождаемая семенящей рядом Анной Абрамовной, и педсовет начался.

Вначале директор долго и путано говорила о каких-то «задачах, стоящих перед коллективом в свете реализации программы «Столичное образование». Коллектив толком не слушал, продолжая заниматься своими делами, только теперь молча. Программ все повидали великое множество, начиная с «Программы КПСС», и удивить людей было невозможно, тем более что все программы так и остались набором красивых, малопонятных фраз, напечатанных на хорошей бумаге.

После директора с итогами второй четверти выступала Анна Абрамовна. Олег тоскливо разгадывал кроссворд, улавливая отдельные слова: «процент успеваемости», «процент качества», «отличники», «хорошисты».

— К сожалению, — вещала завуч, — у нас довольно много учащихся с одной тройкой. То есть по всем предметам у них «четыре» или «пять», а по одному — «три». И главная «заслуга» в этом нашего уважаемого Олега Дмитриевича.

Олег оторвался от слова из четырёх букв, обозначающего одновременно и вредного человека, и заболевание, поднял глаза.

Глядя в свои бумажки, Анна Абрамовна продолжала:

— Я подсчитала, Олег Дмитриевич запорол одиннадцать хорошистов, поставив им «три» по английскому языку. В результате, процент качества по школе получился гораздо ниже, чем мог быть. Олег Дмитриевич педагог молодой, с прекрасным образованием и, не скрою, с его приходом мы связывали довольно большие надежды на повышение качества изучения иностранного языка. Но мы, видимо, ошибались.

— Извините, Анна Абрамовна, — Олег встал, отмахнувшись от пытавшего его удержать Виктора Николаевича, — я не совсем понял, в чём моя вина? В том, что я преподаю плохо, или в том, что я отметки неправильные поставил?

— Мне очень жаль, если вы до сих пор не поняли, что это, по сути, одно и то же. Именно при помощи отметок вы и оцениваете результаты вашей работы.

— А как же ученик, он что, вообще в расчёт не принимается? Насколько я понимаю, отметка ставится ученику, за его работу, за его успехи. А не учителю.

— Вы забываете, что ученик и есть объект вашей трудовой деятельности. Он в ваших руках, как деталь в руках рабочего. Да, оценивают качество изготовленной детали, но при этом говорят именно о мастерстве рабочего, эту деталь изготовившего. Так и у нас, существуют определённые педагогические технологии, которые, если их выполнять, дают определённый результат.

— Мне подобные сравнения не кажутся удачными. А понятие «педагогические технологии», по-моему, вообще — бред. Ученик, в отличие от детали, — личность, со своим характером, своими способностями, своими психологическими особенностями. Уподоблять его детали…

— Почему-то вам, Олег Дмитриевич, ничего в нашей школе не нравится.

— Да, многое. Вот вы, Анна Абрамовна, сказали, что у нас во второй четверти нет неуспевающих. Только ведь это не так. Я вам могу сейчас, просто навскидку, назвать десяток фамилий детей, которые в действительности не успевают. Просто мы им двойки не ставим. И хорошисты эти наполовину липовые. Классные руководители бегают, им отметки выпрашивают. Зачем? Кому это нужно? Детям? Мы за этими цифрами, этими пятёрками, четвёрками, этим процентом качества детей не видим. Мы их приучаем к мысли, что отметку не обязательно зарабатывать, что её просто выпросить можно. Что мы пытаемся повысить? Цифры или знания? Да и не только в отметках дело.

Олег обернулся к учителям, надеясь, что его сейчас кто-нибудь поддержит. Но педсовет молчал. Молчала Инна Егоровна, глядя на Олега с каким-то сожалением, молчала Марина Михайловна, независимо уставившись в окно, молчали Светлана с Татьяной, уткнувшись взглядом в какие-то бумажки, молчал Виктор Николаевич, осуждающе покачивая головою. Молчала и Ольга.