Султашка (место 11), мы с Баевым (два верхних), Юлька (место 13, ничего?)

и еще какой-то доходяга на нижнем боковом, тихий и безучастный:

…и вместо сменки показал ей // а она как заорет // прямо из мешка достал, представляешь, за хвост // ну чисто пожарная сигнализация, слышно было даже на улице // подонки! родителей в школу СЕЙЧАС ЖЕ! // а еще интеллигентной профессии дама, учитель русского языка и русской же литературы // пока я жива, это тебе с рук не сойдет, ты у меня попляшешь, Аввасов // аж пена изо рта // испугала ежа голой ж… простите, девушки // дома-то нагорело небось? // еще чего, у нас дома полное либерте-эгалите // рассказываю: папа-главнокомандующий надел свои звезды и пошел на педсовет // крыса-то настоящая, на помойке найденная, свежачок // я старался // они там все со стульев попадали от страха // ладно заливать, папа им просто позвонил, станет он ради них звезды надевать // больше они его не трогали // у него в аттестате поведение прим // а папа молодцом // и у Баева тоже // обижаешь, у меня хор, а папашка да, мировой (это Баев, возмущенный, потому что «прим» для любого раздолбая позор на всю жизнь) // он ушлый, Баев, никогда не светился без необходимости, все тихой сапой // вы что хотите сказать, папа-генерал заранее знал, кто будет его зятем? // а кто ж не знал-то, мы с Юлькой с пеленок // еще скажи, на одном горшке сидели // нет, врать не буду, не сидели // шкура печеная, сам тощий, улыбочка волчья // за что его женщины любят, ума не приложу // ну и друзья, двурушники (это Баев, польщенный) // у него прозвище было — «гриль» // а что, похож! // стилял немного, галстук-шнурок, черные очки // Данька, ты носил галстук?!! (это я, не выдержала) // компромата у нас завались, если понадобится, свисти // я вам свистну // вот еще, вспомнил — в третьем классе он в сочинении написал // бедная Анна Марковна // «мама — припадователь, а папа — уехал» // это у него папу в командировку отправили на неделю и тут доходяга, который караулил пустые бутылки, лежа на нижнем боковом, оглушительно захохотал; оказывается, он тоже слушал, и мы его угостили пивом, потому что ящик на четверых — это, пожалуй, многовато…

Во втором часу ночи идем по центральной улице — по Крещатику, который есть в каждом тамошнем городе. Старый кирпичный дом, с арками, внутренним двориком и зеркалами в парадном. На лестничных площадках коляски, санки, клюшки. Баев достает ключ, ювелирно орудует в замке, открывает без щелчка…

А в коридоре родители: долго же вы от вокзала добирались!

(Конечно, ведь мы останавливались под каждым фонарем, как и положено.)

Давайте ужинать и на боковую, остальное завтра.

Не получилось.

Просидели полночи, спохватились на рассвете, заселили меня в Данькину комнату, его прогнали в гостиную на диван. Переживешь ночку без меня?

Книжки, стол, покрытый зеленой бархатной бумагой, за которым ему полагалось делать уроки, и они думали, что он делал; старый проигрыватель (33, 45, 78), балкон со стеклянной дверью, на столе игрушечный волчок; я покрутила, цветные полосы слились в одну, глаза слипались; спрятала волчок под подушку, спать, спать. Комната изучала меня, прислушивалась к сиреневому туману в моей голове, утром сквозь сон обрывки телефонного разговора, ваша девочка у нас, да-да, конечно, пора бы и нам познакомиться, приезжайте обязательно, в отпуск, отдохнете на Днепре, Данька, неужели все это правда — это ты, это я?

— И притом неприглядная, потому что я неумыт и небрит, а уже перебежал к тебе под королевское хихиканье. Минуточку полежим — и по коням. Приготовься, сейчас нас начнут кормить.

— А это страшно?

— Это практически несовместимо с жизнью. Если удастся спастись, покажу тебе город, потом навестим Юльку с Султашкой и возьмем у них ключ. А сейчас Королева тебе все расскажет и даст инструкции по превращению меня в человека, но не это главное. Главное, зачем мы здесь — кушать и поправляться.

— А если я хочу голодать и худеть? А Королева — это кто?

— Тогда иди на кухню и скажи ей сама. Королева — это мама. Король — отец. Да-да-да, мы так друг друга называем, что смешного?

— А ты кто? Прынц? Наследник престола? — прыснула я. Такой суровый Баев, неприступный как скала, и на тебе — семейный очаг, игры в королей и капусту.

— Дети, завтракать, — позвала Королева из-за двери. Потом осторожно постучала. — Вы тут? Вставайте, отцу скоро на работу.

Не хочу, чтобы он поправлялся, не хочу вставать

его тело цвета отполированной бронзы

еще темнее на белой крахмальной простыне

не увлекайся, говорю я себе

самое большее, что мы можем себе позволить

это полежать под одним одеялком, как в детском садике

потому что папа и мама, и утро солнечное

солнце здесь не заходит

кажется, оно обогревает только одну часть земли

с эпицентром в Одесской области

а Москва в вечной полутени

(какая Москва, где она!)

длинная, как у наследника фараона, шея

твердо очерченные скулы

брови густые, вычерченные по линейке, без изгиба

очень похож на отца, но отец крепче, шире в плечах

трудно поверить, что ему почти семьдесят

работает, хотя мог бы позволить себе отдохнуть

и другие бы заодно не вставали

в полдвенадцатого утра.

— Мой отец — подполковник КГБ, — с гордостью сообщил Баев. — В отставке, конечно. Патологически честный и порядочный, такие тоже работают в органах. По международной линии, точнее не скажу, потому что не знаю, и не узнаю никогда, — Баева прямо-таки распирало от удовольствия. Папа Джеймс Бонд, не каждому в жизни так свезло! — Пока меня не было, они годами ошивались за границей. Папашка неплохо разбирается в живописи, собирает гравюры, если продать его коллекцию, можно в старости безбедно жить. Сейчас подрядился рыбинспектором, гоняет браконьеров. Работенка та еще, тем более для пенсионера, но он не пенсионер, нееет. До сих пор под парусом ходит. Все, хватит вопросов. Завтракать. И не пялься на него за столом — он сразу поймет, что я тебе растрепал.

— Не беспокойся, — говорю, — если я и буду пялиться, то по другой причине. Мне очень нравится твой отец, особенно теперь, когда я о нем такое узнала. Он не носит мятых футболок, курит трубку, разбирается в живописи, знает языки и к завтраку наверняка выйдет в белой рубашке, а ты даже побриться не успеешь, чудовище, все щеки мне исколол.

Барышня и хулиган, здесь таких парочек пруд пруди. Широкие южные улицы разматываются прямо в Днепр, по ним слоняются, заложив ручки в брючки, беспечные южные мальчики с затылками щеточкой, с ними девочки из хороших семей. Когда-то наш город был почти академгородком, а теперь вырождается до люмпена. И тем не менее… Это тебе не Москва — заметила, как дышится?