Женщина прошла несколько нейрохирургических операций, но улучшений не наступило. Шесть месяцев спустя она была способна спонтанно открывать глаза. Она рефлекторно двигала руками и ногами, реагируя на боль, громкие звуки и неприятные запахи, но не совершала целенаправленных движений по требованию и не была способна отслеживать взглядом движущиеся объекты. Когда ей задавали вопросы, она не давала вербальных ответов и не поддерживала зрительного контакта более нескольких секунд. У нее сохранялся нормальный цикл сна-бодрствования. После шести месяцев ряд консультирующих невропатологов соглашаются, что пациентка остается в устойчивом вегетативном состоянии (УВС) [178].

Чтобы оценить уровень ее сознания, группа исследователей из Англии и Бельгии под руководством нейробиолога Эдриана Оуэна разработала остроумное использование фМРТ. Нереагирующая пациентка была помещена в томограф, и ее попросили выполнить две отдельных умственных задачи: «представить себя играющей в теннис» или «представить себя ходящей по комнатам своего дома». Чтобы получить наиболее полную и детальную психическую картину в процессе визуализации, пациентку просили представить себе интенсивную игру в теннис с использованием ударов открытой и закрытой ракеткой на всем протяжении каждого сеанса сканирования. Аналогично ее попросили представить себе медленное движение из комнаты в комнату в ее доме, обращая внимание на расположение и внешний вид каждого предмета мебели.

Когда пациентку просили представлять себя играющей в теннис, повышенная активность наблюдалась в моторной зоне мозга, которая активировалась и у нормальных добровольцев, представляющих себя играющими в теннис. Когда ее попросили представить себя идущей по дому, повышалась активация мозга в областях, которые обычно активируются во время реального или воображаемого ориентирования в пространстве. Хотя пациентка находилась в клиническом состоянии, ее реакции на эти два задания на фМРТ были аналогичны реакциям находящихся в полном сознании и активно сотрудничающих добровольцев. Заключение специалистов: «Данная пациентка осознанно и намеренно следовала данным ей инструкциям, несмотря на то что ей поставлен диагноз “вегетативное состояние”» [179].

Думаю, это исследование поднимает ряд вопросов, являющихся центральными для современной нейробиологии. Как отличить осознанный мыслительный процесс от неосознанного? Может ли внешне намеренный акт выполняться полностью вне сознания? Обязательно ли выполнение «намеренного» психического действия указывает, что вы в этот момент осознаете себя? Рабочее предположение Оуэна и его коллег состоит в том, что способность пациентки представить себя играющей в теннис или ходящей по собственному дому является достаточным, если не доказано иного, свидетельством намеренного осознаваемого поведения. Это предполагает, что эти две задачи не могут быть выполнены без сознания. Но является ли это единственно возможным объяснением схожести в характерах паттерной активации на фМРТ или существует возможное альтернативное объяснение, не требующее осознанной осведомленности или намерения со стороны пациента? Чтобы рассмотреть эту проблему, разберем комбинацию реального жизненного опыта, мысленных экспериментов и некоторых провокационных исследований мозга.

На вечеринке вы намеренно говорили с одним человеком, игнорируя шум вокруг. Внезапно вы услышали, как кто-то на другом конце комнаты упомянул ваше имя. Ваше сознательное Я не планировало этого действия в данный конкретный момент. Вы не прислушивались намеренно к другим беседам, а скорее давно научились ставить такую задачу для неосознаваемых процессов мозга. Слуховая информация – звук вашего имени – спровоцировала подсознательный акт узнавания. Точно такое же утверждение применимо к любому входящему сенсорному раздражителю, будь то лицо в толпе или запах цветка.

То, что мы видим или слышим, как мы переживаем боль или любовь, не определяется на уровне сознания. Сознание обеспечивает способность сфокусировать наше внимание на поступающих ощущениях. Сознание помогает нам подмечать и выбирать, на что стоит посмотреть и что слушать. Но мы не можем непосредственно повлиять на наши ощущения. Например, если вы, споткнувшись, ушибли большой палец на ноге, вы можете попытаться думать о чем-то другом, но вы не можете сознательно превратить чувство боли в радостное возбуждение.

Это не новость. Никого не удивить тем, что входящая сенсорная информация обрабатывается неосознанно. Наоборот, трудно представить тот полный хаос, который возник бы, будь это не так. Я вспоминаю эпоху коллективных телефонных линий, когда множество телефонных разговоров можно было слышать на одной линии. Всего один голос на заднем фоне мог крайне затруднить разговор, а то и сделать его невозможным. А теперь поднимите планку от двух голосов в трубке до огромного количества сенсорных сигналов, которые постоянно атакуют ваш мозг. С точки зрения эволюции было очень разумно разработать механизмы мозга, обрабатывающие информацию от органов чувств вне сознания, а затем сообщающие нам только о тех сигналах, которые требуют нашего внимания.

Если сигналы от органов чувств постоянно запускают неосознанную когнитивную деятельность, мы должны определить верхний предел (если он существует) этой автоматической обработки до того, как в дело вступят сознательные процессы. Возможно, самый легкий путь выбора исследований сознательного мышления – постоянно задавать вопрос, может ли конкретное психическое состояние возникать исключительно как результат неосознанной деятельности мозга.

Если ответ всегда будет «да», то вы – эпифеноменалист, т. е. человек, который верит, что сознательное психическое состояние ничего не вносит в общий когнитивный процесс. За исключением этой позиции у каждого из нас будет собственная точка зрения на общую роль сознательного мышления. Этот взгляд будет отчасти определяться нашим индивидуальным чувством психической агентивности и нашим субъективным «чувством контроля» над мыслями (неизбежная проблема непроизвольных ментальных ощущений, диктующая то, как мы концептуализируем и исследуем природу нашего разума).

Определение психического состояния пациентки Х. должно начаться с понимания того, как мы производим образы воображения. В качестве примера подумайте о своем доме. Без предшествующих осмотров и знания о расположении вещей будет невозможно намеренно сгенерировать мысленный план жилища. Когда вы въезжаете в новый дом, вы изучаете все мелочи – расстояние от двери до кровати, близость тумбочки, – которые со временем позволят вам передвигаться в полной темноте. Это знание сохранится в форме репрезентативной карты с пометкой «мой дом», которая будет по требованию воссоздавать сознательный образ вашего дома. Такая структура мысленных образов может быть вызвана в ходе исследований с прямой стимуляцией мозга – если стимулировать соответствующую часть вашего мозга, вы «увидите» план вашего дома. Мысленную карту можно также увидеть в измененных состояниях сознания – в наших снах мы часто ходим по собственному дому (а если вы играете в теннис, как пациентка Х., вы можете увидеть напряженный матч, когда крепко спите). Но такие наблюдения не отвечают на вопрос, должна ли вербальная просьба воссоздать мысленный образ обрабатываться сознательно (быть осознанно понятой и выполненной на основании этого понимания) или может запустить активацию ментального образа без сознательного вмешательства. Хотя ни одна из цепочек рассуждения не может дать нам окончательного ответа, мы можем подкрасться к этому вопросу и получить частичные ответы, а также определить границы вопроса.