Неужели сегодняшний инцидент с Эйвой так задел ее за живое, что она позволила своим эмоциям взять над собой верх?

Дед фыркнул:

– А что, тебе надо было оставить все как есть, лишь бы угодить директору и учительнице?

– Нет, – протянула руку к пачке писем на рабочем столе Морган. – Я не собираюсь лебезить перед школьной администрацией, которая предпочитает не решать проблемы, а заминать их. И я уверена: хулиганская натура Брета еще проявит себя.

– Но он вряд ли теперь выберет своей мишенью Эйву. – В тоне деда прозвучало удовлетворение. – Если только не будет носить подгузники.

– Мне предстоит водить дочерей в эту школу еще девять лет, – сказала Морган. – А они теперь, наверное, считают меня возмутительницей спокойствия.

– А может, твоя реакция побудит их пересмотреть методы разрешения подобных конфликтов между детьми?

– Может быть, – поддакнула деду Морган, хотя сама так не думала. – Но я ужасно разозлилась. Действительно разозлилась. И утратила над собой контроль. А я ведь – взрослый человек. Только все это… реально меня взбесило.

– Когда кто-то делает больно твоему ребенку, ты, естественно, бросаешься его защищать, как медведица своих медвежат. – Дед скрестил свои руки. – Теперь они знают, что с тобой или Эйвой лучше не связываться. Что в этом плохого?

Морган просмотрела почту. В основном – мусор. Она отложила его в сторону. На столе рядом с конвертами стояла низенькая коричневая коробочка. Наверху были напечатаны адрес и имя Морган, но обратного адреса указано не было.

– Что это?

Дед вытянул шею – взглянуть на посылку.

– Со слов Джанны, ее принесла соседка. Сказала, что кто-то оставил эту коробку на ее крыльце сегодня днем. Наверное, служба доставки перепутала адреса.

– На посылке нет ни почтовой марки, ни штрих-кода. – Инстинкты Морган забили тревогу.

Дед тоже обеспокоился:

– Верно, мне следовало обратить на это внимание. Не прикасайся к ней. Лучше вызвать Стеллу.

– Давай не будем забегать вперед. Там может оказаться все что угодно. – Морган прошла к стулу у входной двери и достала из своей сумки пару виниловых перчаток. Вернувшись на кухню, она взяла ножницы и перерезала ленту на кромке коробки. А, раскрыв ее, обнаружила фотографии, завернутые в скомканную коричневую упаковочную бумагу.

Морган вынула их из коробки. На первом снимке она была заснята выходящей из здания суда. Фотограф явно следовал за ней – другие фото запечатлели ее пересекающей парковку и садящейся в свой минивэн. Потом последовали снимки, на которых она уже подъехала к дому, вылезла из машины, переступила порог и оказалась в объятиях своих дочерей.

Мои дети!

По коже Морган побежали мурашки, в груди похолодело, руки затряслись. От осознания того, что ее преследователь наблюдал и за ее маленькими дочками, Морган охватил неподдельный ужас.

Но дети явно не были фокусом ненависти того человека, который отправил эту посылку. На каждом снимке кроваво-красным крестом было перечеркнуто лицо Морган. Некоторые линии даже поцарапали фотографии, как будто рука, державшая фломастер, водила по снимкам с такой силой, что рисковала его сломать.

А на последнем фото, размером восемь на десять дюймов, было только лицо Морган. И вместо красного креста его пронзали дырки от пуль. Словно его кто-то использовал для учебной стрельбы. А внизу снимка было оттиснуто предназначавшееся ей послание: «РАСПЛАТА БУДЕТ СУРОВОЙ».

Небольшой домик одиноко стоял на тихом участке проселочной дороги. Других домов по соседству не было, и других машин в поле зрения тоже.

Никого достаточно близко, чтобы услышать крик.

Он дважды проверил адрес – Каунти-Лайн-роуд 212, место проживания следующей жертвы в его списке.

Он остановился ниже по дороге и оглядел дом. Свет горел только в одной комнате в его передней части, остальные окна были темными. Чем могут заниматься двое пожилых людей в будний вечер? Конечно же, сидеть в гостиной и смотреть телевизор.

Выждав десять минут и не заметив никакого движения, он проехал чуть дальше и припарковался за шеренгой деревьев. Затем вылез из салона и натянул на голову лыжную маску, а на руки – перчатки. Его черные тренировочные штаны и толстовка слились с темнотой. Забросив себе на плечо черную наволочку, он прошел по заднему двору мимо огорода, обработанного к зиме.

Плотный облачный покров сохранял двор в темноте. Он не мог себе позволить быть замеченным до самого последнего момента. Для тех двоих внутри его появление должно было стать неожиданностью. Поднявшись на мыски, он прикрыл козырьком руки глаза и заглянул сквозь темное стекло в пустую кухню. Из дверного проема, что вел в гостиную, просачивался слабый свет.

Он еще подождал, прислушиваясь.

По дому разносился звук работавшего телевизора. Пи Джей и его жена, должно быть, стали совершенно глухими. Он обошел дом с тыльной и боковой стороны, пристально оглядывая каждое окно и прикидывая в голове внутреннюю планировку. Помимо основной гостиной в передней части дома он заметил еще кухню и три спальни. Вторая спальня была переделана в кабинет. Третью украшали детские игрушки и мебель. Внуки?

В верхней половине задней двери было девять оконных стекол. И сквозь них он сумел разглядеть всю гостиную. К спинке дивана прислонялись две седовласые головы. Старик явно не был способен оказать серьезного сопротивления. А его жена вообще не представляла никакой угрозы.

Он покосился на фонарь в своей руке. Проще простого – огреть их обоих по голове. Но именно импульсивное поведение ввергло его во все это дерьмо. Нельзя допустить, чтобы кто-то из них успел дозвониться в полицию. С двумя намеченными жертвами он должен действовать очень быстро. Тем более, что рядом не было никого, кто мог бы услышать выстрелы.

Рукою в перчатке он взялся за дверную ручку. Она повернулась. Ясное дело – Пи Джей и его жена даже не думали, что надо запирать дверь, живя в центре округа. В принципе, они были правы. Но не сегодня вечером.

Распахнув дверь, он переступил порог и крадучись прошел по короткому коридору мимо прачечной комнаты и половины ванной. У следующей двери он обвел взглядом лепные плинтусы. Ни одна седая голова не шевельнулась, а шум телевизора заглушал все его шаги. Он подошел чуть поближе, вытащил из кармана пистолет и сделал еще несколько неслышных шагов по ковру. Женщина склонилась над кроссвордом. Мужчина направил на экран пульт и начал переключать каналы, пока не нашел новостную станцию.

Рука старика сильно тряслась. Мог ли он вообще стоять прямо? Его бледно-голубая рубашка и джинсы висели мешками на обтянутом кожей скелете. А щеки так жутко впали, словно он уже наполовину был трупом. Пожилая женщина выглядела такой же тщедушной и немощной. Она едва ли весила сто фунтов. Внезапно она замерла и повернула голову. Он не произвел никакого шума. Должно быть, она интуитивно почувствовала его. Старуха вскочила на ноги, открыла рот и закричала.