Я плыл по течению лицом вниз, а потом изогнулся и нырнул головой вперед ко дну озера. Хотелось посмотреть, что там: жгучие кораллы, или актинии, или даже белобрюхие акулы и континентальные рифы. Я неистово работаю ногами, пока из-за давления барабанные перепонки не угрожают лопнуть. На этой глубине единственное, что я вижу, — это мутная чернота. Я разворачиваюсь, плыву наверх, с силой кита разрываю водную гладь и судорожно вдыхаю воздух.

Биплан опускается слишком низко к поверхности воды, а потом летит в сторону солнца. Я с облегчением понимаю, что солнце, на которое смотрят Джейн с Ребеккой, где бы они ни находились, и солнце, на которое смотрю я, — одно и то же. На мгновение самолет зависает в небе подобно железному орлу. Что ж, думаю я, по крайней мере, не нужно волноваться о том, что они могут выехать из страны. Что бы ни случилось, Джейн никогда бы не посадила Ребекку в самолет.

После авиакатастрофы мы какое-то время возили Ребекку на местный военный аэродром, где организовывали программы для тех, кто боится летать. По сути, они были направлены на коррекцию поведения: участники сначала совершали какие-то простые предваряющие действия, а потом доходили и до самого полета. Первый шаг — приехать в аэропорт, просто осмотреться. На следующей неделе отдаешь свой билет на регистрацию. Затем сидишь в терминале, потом выходишь посмотреть на самолет. Дальнейшие успехи достигались мало-помалу: взойти по трапу самолета (две недели), войти на борт (две недели), час просидеть в стоящем самолете (четыре недели). В конечном счете самолет взлетал и совершал пятнадцатиминутный полет вокруг залива.

Хотя Ребекка была еще маленькая, мы записали ее на программу по рекомендации психиатра. Врач сказала, что подобные события сильнее всего пугают детей, даже несмотря на то, что мы можем не замечать видимых признаков. Полностью восстановившийся ребенок может однажды замкнуться из-за неосознанного страха перед полетом. Поэтому Ребекка (кстати, самая юная) стала посещать уроки преодоления фобии. Она была всеобщей любимицей, остальные женщины боролись за то, чтобы поддержать ее и удостовериться, что с ней все в порядке, что она понимает указания. Сама Ребекка против повышенного внимания не возражала. После выписки из больницы «Ди-Муан» она ни словом не обмолвилась об инциденте, не было ни одного намека на то, что она пережила катастрофу, и, следуя ее примеру, мы тоже не поднимали эту тему. Мы сказали ей, что эти занятия — специальная забава, ну, как другие девочки ходят на балет или уроки музыки. Туда ее возила Джейн, я обычно был занят на работе.

Я был в экспедиции, когда на второй неделе, во время сидения в самолете, Ребекка вдруг вышла из себя. В первую неделю, как рассказала мне Джейн по телефону — связь с Чили была отвратительная! — Ребекка чувствовала себя отлично. А в эту субботу неожиданно вышла из-под контроля, принялась бросаться на сиденья, кричать, плакать. Психиатр посоветовала, чтобы мы, несмотря на случившееся, продолжали водить ее на занятия. Она объяснила, что этот срыв — проявление страха, и как ученый я склонен был с ней согласиться. Но Джейн наотрез отказалась водить туда дочь, а поскольку я находился в Южной Америке, то никак не мог повлиять на события. Тогда Ребекке было четыре года, и с тех пор она больше не ступала на борт самолета.

Конечно же, они поедут в Айову.

Я качался на волнах, глядя на солнце. Какой же я дурак! Как я раньше не догадался! Настолько сосредоточился на Джейн, что чуть не упустил тот факт, что именно Ребекка — ключ к Джейн. Куда бы ни поехала Ребекка, Джейн последует за ней. А в своем возрасте Ребекка обязательно захочет увидеть место катастрофы — возможно, чтобы освежить память или же навсегда забыть о прошлом. Направляясь в Массачусетс, они могут заехать куда угодно, но Айова будет мидпойнтом — промежуточной точкой. В Айову они приедут наверняка.

Внезапно я испытал огромное облегчение. Я перехвачу их в Уотчире, штат Айова, буду прочесывать поле, где до сих пор валяются обломки самолета, пока не увижу их, а потом мы поговорим. Я опережаю их на шаг.

Я начинаю улыбаться, растягиваю губы в улыбке все шире и шире и уже не могу сдержать громкий смех.

Милая Джейн!

Тебе нравится Фиштрэп? Отличный городок, куда можно сбежать от суеты, в особенности от цивилизации. Монтана довольно красивый штат, а какие виды там открываются! Наслаждайся, путешествуя по нему. Важно не то, когда ты ко мне приедешь, а каким путем доберешься.

Я много думал о твоем приезде, о тебе, обо мне. Например, вспоминал ночь перед твоей свадьбой с Оливером, когда мы сидели на заднем крыльце в Ньютоне. На тебе было желтое платье, в котором, как ты считала, у тебя слишком широкие бедра, а твои волосы были стянуты на затылке в конский хвост. На ногах в тон платью желтые туфли — никогда их не забуду, потому что в этом наряде ты казалась самим совершенством. Ты спустилась с крыльца с бутылкой кока-колы и, глядя в сторону, предложила ее мне. Мы почти не разговаривали с тех пор, как я заявил, что на свадьбу не приду.

И ты здесь абсолютно ни при чем — надеюсь, теперь ты это понимаешь. Но тогда мне было шестнадцать, и никто меня не слышал, даже ты. Оливер вызывал во мне неприязнь — более точного слова я подобрать не могу. Это чувство не давало мне спать по ночам, или я просыпался в поту и рвал простыни на кровати. А еще были сны, о которых я никому, даже тебе, не рассказывал.

Тогда ты сказала: «Ты еще ребенок, Джоли. И не знаешь, что значит любить. Когда встретишь ту единственную — сразу поймешь. Как? Посмотри, как долго мы с Оливером встречаемся. Если это не любовь, мы бы уже давным-давно расстались».

Ты сказала мне это за несколько месяцев до свадьбы, когда мы готовили ужин, фрикасе, я точно помню, потому что тебе в лицо летели брызги масла, пока ты разглагольствовала. Ты сказала это в ответ на мои мольбы вернуть Оливеру обручальное кольцо. Да, я был ребенком и, возможно, ничего не понимал в любви, но рискну предположить, что ты знала о ней так же мало, как и я. Разница только в том, что тебе казалось, будто ты все о ней знаешь. Как бы там ни было, вы назначили день свадьбы, и я объявил, что на свадьбу не приду, потому что это противоречит моим принципам.

Тогда ты перестала есть. Сначала я подумал, что это из-за волнения перед свадьбой, но когда на тебе стали болтаться все твои вещи, все мамины, когда пришлось затягивать ремнем самые узкие из твоих джинсов, чтобы они не спадали, я понял, что дело тут вовсе не в свадьбе. Ох, Джейн, я хотел сказать, что пошутил, что беру свои слова назад, но боялся, что ты воспримешь это как благословение на твой брак, а его я давать не собирался.

И в тот вечер, перед свадьбой, ты вышла на крыльцо. Я смотрел на лужайку, на то, что от нее осталось, после того как установили полосатые свадебные шатры. По всему саду были развешены белые ленты и гирлянды из крепдешина. Создавалось впечатление, что вот-вот должен приехать цирк, а не войти невеста, но я не стал отпускать шуточки на этот счет. Ты протянула мне кока-колу.