– Вас зовут Ожу?

– При крещении получил я имя Педро, Педро Аршанжо, но на языке племени наго мое имя Ожуоба.

– Я бы очень хотела побывать на макумбе. Никогда не видела.

– Прикажите только, и я с удовольствием покажу вам кандомбле.

– Не лгите – «с удовольствием»! Кому нужна такая старая перечница? – Она лукаво смеется и смотрит на этого красивого, крепкого мулата, у которого любовница – финка. – Мальчик весь в вас.

– Нет, он и на Кирси похож. Он будет королем Скандинавии, – хохочет в ответ Аршанжо, а графиня де Агуа-Бруска – для близких просто Забела – в восторге вторит ему.

– Попросите сеу Лидио… Пусть он сделает мне скидку… Я понимаю, что работа стоит гораздо дороже, чем он сказал, но у меня нет и этих денег. – Графиня вежлива, как Аршанжо и Корро, как простолюдины Баии.

– Назначьте цену сами, мадам, – немедленно отзывается Лидио.

– Нет, не хочу.

– Тогда ни о чем не беспокойтесь. Я нарисую, а потом вы заплатите за чудо сколько захотите.

– Не сколько захочу, а сколько смогу.

С тетрадями и книжками в руках появляется Тадеу. Забела сравнивает его с Аршанжо, сдерживая улыбку: подмастерье вытянулся в статного и грациозного юношу, а как он смеется – с ума сойти!

– Мой крестник, Тадеу Каньото[35].

– Каньото? Это фамилия или прозвище?

– Так нарекла его мать при рождении.

Тадеу прошел в другую комнату.

– Студент?

– Он работает здесь, помогает Лидио в типографии и учится. В прошлом году сдал экзамены на подготовительном отделении. – Голос Аршанжо чуть подрагивает от гордости. – В этом году сдаст еще четыре, а в будущем окончит отделение. Он хочет поступить в университет.

– Кем же он хочет быть?

– Инженером. Не знаю, удастся ли. Бедняку нелегко учиться в университете, мадам. Это недешево стоит.

Тадеу возвращается в комнату, раскрывает книгу, но вдруг замечает фотографию.

– Можно посмотреть? Кто это?

– Да так, один мой родственник… дальний, – еще бы не дальний: живет на другом конце земли.

– Самый красивый мальчик, какого я видел. – И с этими словами Тадеу берется за тетради: нужно заниматься.

А графиня де Агуа-Бруска, дона Изабел Тереза Гонсалвес Мартинс де Араужо-и-Пиньо стала просто Забелой. Она объясняет Тадеу французские глаголы, обучает его парижскому жаргону, она отпивает глоточек домашнего ликера из какао – изделие Розы де Ошала, божественный напиток – словно шампанское лучшей марки. Без нее стало как-то грустно.

– Самое лучшее, сеу Лидио, – сказала она, прощаясь, – если бы вы смогли зайти ко мне, познакомиться с Арголо де Араужо, чтобы знать, как он выглядит. Это самый красивый кот в Баие. И с самым отвратительным характером.

– С удовольствием, мадам. Завтра, с вашего позволения.

– Вашего кота зовут Арголо де Араужо? Как забавно… Это имя одного профессора… – говорит Аршанжо.

– Вы имеете в виду Нило д’Авила Арголо де Араужо? Это ничтожество я хорошо знаю, слишком даже хорошо. Мы с ним кузены по линии Араужо, я была невестой его дяди Эрнесто, а сейчас, когда мы встречаемся на улице, он делает вид, что знать меня не знает. Аристократишка! Пусть другим рассказывает про свое благородное происхождение! Я-то знаю всю его подноготную, и его, и всей этой гнусной семейки, все их махинации и подлости, oh, mon cher, quelle famille![36] Если захотите, когда-нибудь я вам такое порасскажу!

– Еще бы мне не хотеть, мадам! Сегодня благословенный день: сегодня среда, день Шанго, а я Ожуоба, око Шанго; мне полагается все видеть, все знать про бедняков Баии, а если нужно – то и про богачей.

– Сводите меня на макумбу, а я вам расскажу про баиянских аристократов.

Тадеу помог ей спуститься со ступенек.

– Старая я стала, никуда уж не гожусь, а умирать все не хочется. – Она кокетливо погладила Тадеу по подбородку. – Вот из-за такого смуглячка моя бабка Виржиния Мартинс потеряла благоразумие и разбавила нашу дворянскую кровь.

Она раскрыла ослепительный зонтик и твердо зашагала по крутому Табуану вниз, словно шла по парижским улицам или по бульвару Капуцинок, как в прекрасные времена своей молодости.

Насчет этой истории врали очень много, но одно сомнению не подлежит: Забела присутствовала на празднестве Огуана, когда там, на террейро, произошло великое чудо. Каждый рассказчик стоял на своем: каждый своими глазами видел случившееся – «провалиться мне на этом месте», – но излагали историю по-разному, а громче всех кричали, как всегда бывает, те, кого и близко в тот час не было на террейро, кто вообще ничего не видел, – такие люди все знают лучше всех, они-то и есть главные свидетели.

Все, однако, единодушно заявляли:

– А не верите – спросите у сеньоры с Ланы, она не даст соврать. Важная такая сеньора, благородная, вся в бриллиантах с головы до пят. Настоящая дама! Вот она была там и все видела.

Благородная – спору нет. Богатая и важная – тоже верно: была когда-то. А бриллианты – фальшивые, поддельные, ненастоящие, хоть и много их было и блестели ее перстни, кольца, браслеты всеми цветами радуги: только «мать святого», главная жрица, навешивает на себя столько. Уходя (чтобы потом вернуться, и не раз), графиня Агуа-Бруска, что было очень на нее похоже, сняла с шеи ожерелье и протянула его Маже Бассан:

– Оно ничего не стоит, но все-таки возьмите его, пожалуйста.

Забела сидела в кресле для почетных гостей и с огромным интересом следила за церемониями, а потом встала, чтобы лучше видеть. Она волновалась, прижимала руки к груди, восклицала по-французски: «Nom de dieu! Zut, alors!»[37], когда под гул бубнов спустились на землю боги-ориша, зазвенели мечи Огуна, когда началась пляска Ошумарэ, полумужчины-полуженщины, двуполого божества.

– А что случилось с той красивой девушкой, которая разговаривала с вами, а потом так неистово танцевала? Она задержалась в дверях и исчезла. Почему она больше не танцует? Куда она ушла, Педро?

Если Аршанжо и знал разгадку этой тайны, то старой болтунье он ее не выдал. «Я ничего не заметил, мадам».

– Вы что, меня за дурочку считаете? Я же ясно видела: рядом с нею, за огнем, оказался мужчина, белый, блондин, нервный, нетерпеливый! Ну, скажите мне, кто это!

– Она исчезла, – повторил Педро Аршанжо и ничего больше не сказал.

Если собрать все свидетельства, отбросив явные нелепицы, то можно будет установить: Доротея была в кругу жриц, она кружилась в бараке, соперничая красотой и изяществом с Розой де Ошала. Там же были: Стелла де Ошосси, Паула де Эуа и другие «посвященные», гордые и надменные.