– Ничего, Бог дал, Бог взял, – шептала онадевушке, ласково гладя ее по руке. – Какие твои годы, нарожаешь еще.

А за день до этого печального события в отдельной палатероддома рожала Луиза, жена то ли депутата, то ли бандита. Дама отличаласьсволочным характером и хамскими манерами. Своего мужа Луиза называла не иначекак «папик». Папик был небедный и вовремя спонсировал весь персонал. Поэтому уего жены роды прошли блестяще. Над ней стояли трое врачей-акушеров, все – скандидатской степенью. Ребенок – тоже мальчик – родился крепким и здоровеньким.

Сразу же после родов Луиза начала курить и квасить водку. Иобъявила главврачу, что отказывается кормить ребенка грудью. И вообще от негоотказывается.

– Ребенок получился случайно, мы его непланировали, – заявила она.

– А что думает ваш муж? – спросил обалдевшийглавврач.

– Папик со мной полностью согласен. Мы с ним еще дородов обо всем договорились. Аборт делать мне не хотелось, от этого рак маткибывает…

А у Ани тем временем появилось молоко. Чтобы добро непропадало даром, тетя Маша принесла ей отказного ребенка Луизы. Аня взяламаленький пищащий комочек и робко приложила к груди. Малыш жадно впился всосок. Впервые после родов Аня разрыдалась. Ей стали приносить маленькогокаждые три часа с шестичасовым ночным перерывом. Девушка нашептывала емуласковые слова, а он, насосавшись молока, крепко засыпал. На третий день Аняначала робко интересоваться процедурой усыновления.

– Хочу забрать мальчика себе, раз уж все от негоотказались, – сказала она главврачу.

Тетя Маша, которая уже была в курсе обстоятельств ее судьбы,аж руками всплеснула:

– Дурочка, да ты сама в этой жизни на птичьих правах!Куда тебе еще ребенка?

– Как-нибудь проживем, – гнула свое Аня. – Сомной ему все лучше будет, чем в доме малютки.

А в это время папик приехал проведать свою жену. Он послушалистеричные вопли Луизы, посмотрел, как Аня кормит ребенка, поговорил сглавврачом – и опять укатил.

Настал день выписки. Папик привез роскошный букет красныхроз, коробки дорогих конфет, а также конверт с дензнаками. Конверт перекочевалв карман главврача, нянечкам и медсестрам достались конфеты, а букет папиквручил Ане.

– Собирай ребенка, – сказал он ей, – ты едешьсо мной.

Луиза мигом взвилась, как будто ее оса укусила в зад:

– Как же так? Ты же сам хотел отказаться от ребенка!

Папик ей ответил:

– Ты знаешь, я подумал, возраст у меня не юношеский –пятьдесят лет, да и профессия опасная. Может быть, другого наследника у меняуже не будет. Так что ребенка я забираю.

– А девку зачем берешь? – вопила жена.

– Пусть пока сына нянчит, а там посмотрим.

– А я?! Я сама нянчить могу! Я ведь мать!

Папик смачно выругался.

– Да какая ты мать! Зачем мне нужна баба, котораяотказалась кормить моего ребенка? Нет, отправляйся к маме.

– Ну, ты еще пожалеешь! – зашипела Луиза.

Папик спокойно взглянул на нее:

– А будешь угрожать и предъявлять права на ребенка –просто пришибу, и все.

У тети Маши, ставшей свидетельницей этой сцены, от ужасадаже мурашки по коже пробежали – настолько папик был убедителен. Дрожащимируками она завернула мальчика в одеяльце и отдала его Анюте. Та, ни жива нимертва, вышла во двор. Папик усадил ее с маленьким на заднее сиденье джипа иуехал.

Сначала Луиза закатила грандиозный скандал главврачу, потомустроила истерику медперсоналу. К счастью, через несколько часов приехала еемама и забрала дочурку. А сотрудники роддома и молодые мамаши еще долгошушукались по коридорам и палатам о судьбе ребенка, папика и Ани и высказывалипрогнозы относительно дальнейшего развития событий.

Когда сестра-хозяйка закончила свой рассказ, я поймала себяна том, что сижу раскрыв рот. Тетя Маша, довольная произведенным эффектом,победно на меня взглянула: свой гонорар она отработала сполна.

– Так где же теперь Аня? Где живет папик? –вспомнила я о цели своего визита.

Тетя Маша пожала плечами:

– А шут его знает. Я вам даже фамилию его не скажу, нето что адрес. Главврач, наверное, в курсе.

Но идти к главному врачу мне совсем не хотелось. В кошелькеболталась последняя купюра в пятьсот рублей, а до зарплаты еще целая неделя. Даи не польстится эскулап на такие гроши, он привык совсем к другим бумажкам,приятного зеленого цвета.

– От Луизы остались какие-нибудь вещи?

– Да, но… – Выражение лица сестры-хозяйкиявственно свидетельствовало о том, что расставаться с ними она не намерена. Покрайней мере без дополнительной платы.

– Я только посмотрю, – успокоила я ее.

Тетя Маша вышла и через несколько минут вернулась сполиэтиленовым пакетом в руках. Тяжело вздохнув, она вывалила содержимое пакетана кушетку. Я принялась разгребать кучу.

Шелковая ночная сорочка ярко-красного цвета без каких-либодополнительных меток, кроме лейбла производителя, ничем не могла мне помочь.Два начатых тюбика губной помады, весьма дорогих марок, тоже ничего не сообщалио своей владелице, кроме того, что она является блондинкой (или красит волосы всветлые тона). Четыре дамских журнала, один из которых до сих пор вцеллофановой оболочке, бутылка массажного масла, пачка ароматизированныхсалфеток, новые трусики в упаковке – все это не информативно. Зато на самом днекучи я обнаружила нечто интересное – пластиковую карточку постоянногопокупателя магазина «Стокманн».

В процедурную заглянула хорошенькая медсестра в чепчике:

– Тетя Маша, вот ты где, а я обыскалась! Тебязавотделением срочно требует.

Сестра-хозяйка на мгновение отвернулась от меня, и я,воспользовавшись ситуацией, сунула карточку в карман. И тут же стала прощаться:

– Ну, тетя Маша, не буду вас задерживать! Спасибо заинформацию.

Выйдя на улицу, я прочитала имя, выбитое на золотистом пластикелатинскими буквами: Апестина Луиза.

Есть у меня подруга Юлька, которая, как и я, работаетжурналистом в небольшой газете. Юлька зарабатывает, по московским меркам, нетак уж много, но меня всегда удивляет тем, как стильно она выглядит. Однажды яне выдержала и поинтересовалась у нее источником ее дохода. В ответ Юлькарассмеялась:

– Просто всю одежду я покупаю только в фирменныхмагазинах. Впрочем, технику, посуду и постельное белье – тоже.

– Вот я и спрашиваю, откуда у тебя такие баснословныеденьги! – обозлилась я. – Отвечай по-человечески!