– Огненные стрелы с северной стороны. Пусть горит, у нас нет людей, чтобы тушить пожар. Самое главное – не дать им уничтожить нас до утра, остальное неважно. Казарму отстроим, мы уже один раз это сделали, сделаем и еще раз, если останемся в живых. Но по крайней мере будем сражаться в тепле…

Створки ворот в левой арке, так долго подвергавшиеся испытанию на прочность, наконец не выдержали и с усталым стоном распахнулись. Проход был свободен, но волна атакующих ворвалась в него не сразу: на миг наступила невероятная тишина – обе стороны собирались с духом перед предстоящим сражением. Шум и крики, доносившиеся с северной стены, казались не более чем отзвуком отдаленной битвы, не имеющей никакого отношения к тому хаосу, который вот-вот накроет сосредоточенные у ворот центурии, защищающие свой крохотный мирок. Солдат, стоящий в первой шеренге, громко харкнул, сплюнул и крикнул:

– Ну что, синеносые бараны! Хотите, чтобы вас оттрахали?

Варвары словно бы ждали его команды. Едва отзвук его слов растаял в воздухе, волна нападающих хлынула в открытые ворота крепости и ударилась в щиты защитников. Один из варваров сбил толстенную балку засова, удерживающую створки ворот в правой арке. Через минуту вторые ворота распахнулись, хотя многие варвары заплатили за это своими жизнями. Нападавшие, вооруженные топорами, были легкой мишенью для римских копий, которые уверенно разили их с трех сторон. Первая атака захлебнулась в куче мертвых тел. Обливаясь кровью, варвары отступили.

Префект, наклонившись к старшему центуриону, ободряюще крикнул:

– Похоже, атака отбита.

Ветеран увернулся от стрелы, ударившей в его шлем и упавшей на землю.

– Рано делать выводы, префект. Очень рано. Я пойду на северную стену, посмотрю, как там…

С южной стены, прямо над их головами, раздался крик. Все новые и новые варвары взбирались на южную стену, почти не встречая сопротивления, поскольку значительная часть солдат отражала атаки с севера. Над стенами летели тучи стрел, не давая защитникам крепости оттолкнуть лестницы. Тело солдата с торчащей из горла стрелой тяжело рухнуло на булыжник рядом с двумя офицерами. Не прошло и минуты, как на широкой площадке стены было уже больше пятидесяти воинов, и римлянам оставалось лишь отбиваться. Они уже не теснили нападавших, а старались удержать свои позиции. С каждой секундой численность противника неумолимо росла. На глазах беспомощных офицеров один из варваров с торжествующим криком метнул в ряды обороняющихся копье, которое попало в одного из солдат и пронзило ему горло. Кровь брызнула фонтаном. Воин мешком рухнул вниз.

Примипил, стараясь перекрыть шум сражения, прокричал префекту почти в самое ухо:

– Они захватили стены. Надо отходить, иначе они будут поливать нас сверху стрелами до тех пор, пока у нас не останется бойцов.

Его командир понимающе кивнул.

– Отходим, у нас нет выбора.

Старший центурион поморщился и жестом указал на то, что творилось перед ними.

– Отступление с боем. А противник прет как бешеный. Что ж, это будет забавно…

Не сводя взгляда с варваров, собиравшихся на стенах, он проревел, перекрывая шум схватки:

– Центурионы, ко мне!

Корнелий Феликс скакал на запад мерной рысью, приглядываясь в лунном свете к дороге, которая шла параллельно Валу с южной стороны. Крупный, норовистый жеребец не был приучен к ночным прогулкам, поэтому уши у него стояли торчком и вздрагивали при каждом шорохе. После нескольких миль дорога начала подниматься на небольшой хребет, откуда была хорошо видна соседняя крепость, которая будто плыла в море факелов. Вороной конь нетерпеливо бил копытом землю: встревоженный темнотой, он торопил всадника. Белая крепость тонула в огнях пылающих зданий и факелов осаждавших. В следующую секунду залп огненных стрел перелетел через стены крепости. Когда ветер на мгновение стих, в тихом ночном воздухе до всадника донеслось отдаленное пение. Он прислушался, потом пришпорил коня и пробормотал себе под нос:

– Если у них хватает мужества петь строевую песню перед лицом армии синеносых, мне уж точно должно хватить, чтобы проскакать мимо. Давай, Гадес, своенравная скотина, давай в галоп! Посмотрим, что из этого выйдет.

Он подгонял коня вперед, удерживая его на быстрой рыси и в то же время прикидывая, когда высвободить всю мощь, перекатывающуюся в мышцах скакуна. Когда до конца опасного места оставалось примерно полмили, он склонился к уху коня:

– Все, дружище, теперь доказывай, что ты не просто злая скотинка, которой нравится лягать конюхов.

Он чуть ослабил вожжи, чтобы Гадес постепенно ускорял шаг и перешел на легкий галоп. В то мгновение, когда толпа варваров, окружившая крепость, должна была их заметить, всадник изо всех сил пришпорил коня и послал его вперед. Зажав бедрами бока скакуна, он чуть привстал в седле, и жеребец радостно помчался бешеным карьером. Конь и всадник пронеслись вдоль дороги, проходящей мимо южной стены крепости, словно камень, брошенный из катапульты.

В ту же секунду послышались гортанные выкрики, предупреждающие ближайших к дороге лучников. Следующий заряд огненных стрел выпустили не в сторону крепости, а по неизвестному всаднику, который с неимоверной быстротой проносился мимо. Бо€льшая часть стрел пролетела слишком высоко: лучники, только что славшие свои стрелы в пространство над крепостной стеной, не смогли с первого раза прицелиться. Впрочем, один пылающий снаряд пролетел в пяди от конской морды, и жеребец на мгновение заартачился. Стараясь снова заставить испуганное животное повиноваться, Феликс вонзил шпоры ему в бока, бросая коня в полет над освещенной пламенем дорогой. И скакун, и всадник сейчас хотели лишь одного: спастись от града огненных стрел. Одна пролетела мимо головы декуриона, другая отскочила от шлема – на смену зажигательным снарядам пришли охотничьи стрелы с зазубренными железными наконечниками, которые лучники предполагали обрушить на беззащитный гарнизон позднее. Жеребец запнулся в верхней точке полета, когда стрела ударила его под лопатку, дернувшись в сторону от источника боли, но в следующее мгновение декурион снова направил его прямо вперед. Несмотря на рану, животное по-прежнему неслось вперед, еще больше подгоняемое болью. Последние стрелы пронеслись мимо всадника, хотя одна все-таки едва не выбила его из седла, попав в незащищенную подмышку, когда он наклонился к шее коня. Почти теряя сознание от боли, Феликс повалился на шею скакуна и из последних сил вцепился ему в гриву. В следующее мгновение их поглотила тьма.

Конь замедлил шаг, чувствуя вес на шее, и обернулся, чтобы посмотреть на декуриона сквозь металлический доспех тонкой работы, закрывавший длинную морду и глаза. Офицер собрался с последними силами. Его правая сторона онемела от боли, он чудом держался в седле, вцепившись здоровой рукой в поводья. Из темноты выступила черная фигура, и раненый жеребец в испуге отпрянул, но чья-то сильная рука крепко держала уздечку. Корнелий Феликс потянулся здоровой рукой к мечу, чувствуя, что у него не осталось сил для сопротивления. Он повалился на шею своего скакуна. Гадес, неохотно ступая, последовал за неизвестными в безлунный сумрак леса.