«Не совсем так», — подумала Кристина. Она не раз удивлялась пробелам в знаниях Корделии и спрашивала себя, как девушка попала на радио.

— Я пытаюсь совершенствоваться, правда пытаюсь, — продолжила стажерка.

«Она что, уловила сомнение в моем взгляде?» — удивилась ее собеседница. А девушка продолжала:

— Я знаю, что смогу всего добиться. Я ценю мою работу и работаю на износ, ты ведь знаешь…

Штайнмайер кивнула. Девчонка действительно умела вкалывать. Последняя ее фраза прозвучала вполне искренне. Гостья сказала себе, что не должна поддаваться эмоциям, что нужно сохранять хладнокровие и отстраненность. Корделия просто бьет на жалость, хочет ее умаслить.

— Назови имя, — жестким тоном произнесла Кристина, ставя бутылку на стол.

— Хочешь еще пива? — спросила Корделия.

— Имя! — повторила ее коллега.

Молчание, глаза стажерки опущены.

— Корделия… — осторожно позвала ее Штайнмайер.

— Если я скажу, меня заставят заплатить. Дорого.

— Подумай о сыне. Я дала слово, что помогу. Если ты поможешь мне.

По испуганным глазам Корделии Кристина поняла, что та не знает, как поступить, и решила подтолкнуть ее:

— Вот мое предложение: ты все расскажешь Гийомо, а я обеспечу тебе защиту — скажу, что ты стала жертвой шантажиста. Я сумею убедить его, что ты отлично работаешь и должна остаться на радиостанции. Я не только не стану подавать жалобу, но и помогу тебе — в том числе деньгами. Поговори с Гийомо, но имя назови только мне, никого другого это не касается.

— Они причинят вред моему сыну!

Зрачки Корделии снова расширились, и Кристина поняла, что она не блефует — ей действительно страшно.

— Я… я… послушай, мы найдем… где спрятать… твоего… сына и тебя… — забормотала Штайнмайер неуверенно.

Черт, да что с ней такое?

Слова вдруг стали липнуть к зубам, как карамельки, а губы отказывались шевелиться. Кристина протянула руку к столику, и это движение показалось ей ужасно медленным. Мозг явно тормозил… А может, это тело взбунтовалось? Бутылка из-под пива опрокинулась и покатилась со странным, объемным и каким-то искаженным звуком, а потом в полной тишине упала на ковер.

— Что… что со мною происходит? — с трудом выговорила Кристина заплетающимся языком.

Хозяйка смотрела на нее, сжав губы.

Штайнмайер встряхнулась. Соберись, малышка.

— Кристи-и-иннна-а-а-а… ты уве-е-е-е-ере-ена-а-а, что хо-о-оро-о-ошо-о-о се-ебя-я чу-увствуе-е-ешь? — донеслись до нее слова стажерки.

Что у нее с голосом? Наверное, девчонка что-то приняла… Какая смешная интонация…

Кристина с трудом сдерживала нервный смех. Они заторчали. Обе.

Потом было ощущение холода в пальцах, а комната и диван, на котором сидела Штайнмайер, раскачивались, как палуба корабля. Глаза Корделии. Сигнал опасности в мозгу: ее взгляд стал прежним — холодным и расчетливым.

На щеках Кристины выступила испарина: «О, черт, мне и правда нехорошо…» Сердце колотилось, как сумасшедшее. Ее все сильнее тошнило. Вот ведь кошмар…

Происходило что-то неправильное.

Кристина подняла глаза и ужаснулась: девица снимала пеньюар. Ее длинное, покрытое татуировками тело напоминало иероглиф.

«Корделииия… Что ты делаешь?..»

«Мне пло-о-охо… совсем пло-о-охо-о-о…»

Корделия поднялась и пошла через комнату. Она обогнула журнальный стол, и ее промежность снова оказалась в поле зрения Кристины, заворожив ее блеском пирсинга. А потом на почти потерявшую сознание женщину надвинулось кукольное личико стажерки, и теплые, влажные губы накрыли ее рот.

— Не дви-и-ига-айся-я-я…

Кристина попыталась отбиться. Она судорожно моргала, пот заливал ей глаза, а внутри у нее все дрожало. Она хотела встать и уйти, но не сдвинулась с места ни на миллиметр и с трудом сфокусировала взгляд на Корделии.

Девушка стояла к ней спиной. Она открыла ноутбук и начала печатать.

Штайнмайер смотрела на ее круглую попку, на широкую нервную спину с выступающими лопатками. Татуировки расплывались…

— Ну-у-у во-от… гото-о-ово…

Корделия обернулась. Кристина почувствовала, что теряет сознание.

Затемнение…

Шум вспорол ее мозг, как лезвие ножа. Она мгновенно проснулась. Звук повторился, скребя по нервам, и она поняла, что гудит машина.

Гул голосов на улице, тарахтенье мотора — и тишина…

Кристина села.

В комнату через полосатые шторы просачивался слабый серый свет, и к журналистке вернулся страх темноты. Она натянула на себя простыни. Комната, в которой она находилась, казалась чужой, совсем незнакомой. Кристина не сразу осознала, что это ее собственная спальня. Ощущение шелка на коже напоминало прикосновение савана. Она голая… Из глубины памяти всплыло видение — как удар сухой молнии: Корделия — тоже голая — целует ее в губы, просовывает язык ей в рот…

Руки у Штайнмайер задрожали. Она попыталась нащупать выключатель ночника, нажала на кнопку, но свет не зажегся.

Что-то блестело в темноте, на краю кровати. Серый прямоугольник, бледный, выделяющийся на фоне окружающей ее темноты… Экран…

Компьютер включен. «Как я сюда попала, кто меня раздел, кто включил компьютер?» Кристина чувствовала себя ужасно беспомощной и уязвимой. Что с ней делали, пока она спала?.. Она не стала искать ответ на этот вопрос, чувствуя, что не готова узнать правду, которая может оказаться невыносимо страшной. У нее болели подмышки, спина и локоть. Ее что, несли? Тащили по земле? Видимо, да, но кто? Корделия в одиночку не смогла бы… Интересно, как им удалось проскользнуть мимо «бдительных»?

Женщина инстинктивно потянулась к клавиатуре, доползла до нее по кровати, опираясь на локоть, и коснулась тачпэда. Экран ярко загорелся, на мгновение ослепив ее, но затем тьма рассеялась, и она облегченно вздохнула. Треугольная стрелка в центре подрагивала, но что-то удерживало Кристину от просмотра. Она знала, была уверена: увиденное еще глубже погрузит ее в происходящий кошмар.

Наконец она решилась, запустила видео, и ей сразу все стало ясно.

Дверь № 19 Б.

Вид маленькой квартиры изнутри… Веб-камера… Включенная напротив входной двери. Тонкий звук звонка. Это она, Кристина, давит на кнопку. В поле зрения камеры появляется длинный силуэт стажерки. Со спины, обнаженный. Круглые бледные ягодицы, разделенные глубокой щелью. Она отпирает замок и тянет на себя створку двери. На пороге стоит Штайнмайер. Анфас. Удивительно знакомая и совсем не такая, какой она сама себя представляет.