Ох уж эти героические девочки!

Пришлось Кассандре объяснять, что поросят для того и разводят, чтобы резать и есть. И что маленьким девочкам не надо на это смотреть, а если смотрят — то не надо плакать или мешать мужчинам делать их работу.

Все равно судьбы поросенка это не изменит.

Жанетт сверкнула глазами и заявила, что судьба — это то, что человек делает сам!

Сам, так сам, пожала плечами Кассандра и отправила Жанетт на крышу. Нож-то она забросила далеко, вот теперь пусть сама и ищет. А то если пустить на пальмовую крышу Торвальда, будет у них дом без крыши и гость со сломанной ногой.

Когда нож был найден, поросенок разделан, а красный петух пойман, пришел черед последнего важного дела. Пожалуй, даже более важного, чем проклятие Марины.

За шкурами в кладовую тоже отправили полезных в хозяйстве северян. Шкур на этот раз было много, десятка три. Разного цвета, качества и выделки.

Их свалили грудой на полу гостиной.

Марина опустилась на колено и принялась перебирать Кассандрину добычу.

Может, вот эта? Густой темный мех, рука словно тонет… нет, не годится. И вот эта, гладкая, переливчато — черная — не та. А есть ли здесь хоть одна?..

Перебрав больше дюжины котиковых шкур, Марина наконец нашла нужную. Шкура была выгоревшая, с коротким, колючим на вид, словно пересохшим мехом. Не годная ни на муфту, ни на шубку. И хорошо, нельзя из этих шкур делать муфты. Ее Марина бережно отложила в сторону, про себя отметив, что северяне полны любопытства и недоумения. Пусть. Ничего объяснять она не будет. Матросам знать правду незачем, они и сами отлично придумают очередную мистическую байку. А Торвальд и сам поймет, только чуть позже.

Просмотрев оставшиеся шкуры, Марина нашла еще одну. Маленькую, посветлее прочих, пробитую в нескольких местах. Детеныша убили. Жалко.

Отложив и ее, кивнула Кассандре:

— Остальные можно продать.

Прощаться с Мариной высыпали все питомицы Кассандры, даже новенькие. Они все еще были худы до прозрачности, зато уже сыты, отмыты и одеты в чистое. Самая маленькая, дочка кормилицы, даже подбежала к Марине и протянула «куриного бога», на счастье. Правда, смутилась донельзя и сразу убежала обратно к матери.

А Торвальд, против всякого ожидания, улыбнулся, и в глазах его мелькнула такая знакомая и понятная надежда на собственный дом, где его будут любить и ждать.

Отблеск благостной улыбки играл на вырубленной из гранита физиономии норвежца аж до возвращения в порт. А там и Марину, и Торвальда завертело обыденными делами — закупка провианта, продажа груза, мелкий ремонт судна, визит вежливости к губернатору… жизнь пиратов лишь на одну каплю из пинты состоит из романтики и приключений, а все прочее — сплошная проза жизни. Четверо суток в прозе пролетели, как один час, но Марина устала так, будто весь этот час гребла на галере.

Наконец, бочки с солониной, ромом и пресной водой, ящики галет и овощей, клетки с курами, бочонки пороху и сотня прочих совершенно необходимых в плавании вещей были загружены в трюмы, на пожелание семи футов под килем от Серебряной Ноги традиционно отвечено: «не дождетесь». Пора было выходить в Малагу.

Славный поход начался со столь любимой и уважаемой всеми джентльменами удачи пыли в глаза. Всей Тортуге. Господа капитаны Морган и Харальдсон изволили расположиться на полуюте «Розы Кардиффа» и вкушать жареных перепелок под кальвадос, пока на их судах поднимали паруса.

Под этот же кальвадос отлично пошел рассказ Торвальда о своем побратиме, старпоме «Ульфдалира» — ему норвежец готов был доверить и свой корабль, и свою жизнь. Что, впрочем, для капитана зачастую одно и то же.

Марина тоже рассказала парочку баек о Неде и о Серебряной Ноге, даже честно ответила на вопрос, как такому юному джентльмену удалось стать капитаном, причем видно же — команда за него пойдет в огонь и воду, что обычно не свойственно пиратам.

— Удача, Торвальд. И еще кое-что. Вон видишь ту одинокую скалу в трех кабельтовых? Зайдем за нее, и я тебе покажу это кое-что. А пока, я же вижу, ты можешь спросить о том, что тебе интересно больше всего. Ну?

Норвежец рассмеялся.

— Спрашиваю, друг Морган. Расскажи мне о Кассандре. Эта женщина… о!.. — он мечтательно прижмурился.

— Эта женщина достойна быть женой конунга!

Марина кивнула совершенно серьезно.

— Она достойна, но не всякий конунг достоин ее. Ты же знаешь, что значит быть седьмой дочерью? Так вот Кассандра именно такая и есть. — Марина подмигнула Торвальду. — Мы встретились между Кардиффом и Портсмутом…

Выборы капитана после гибели Фитиля прошли быстро и буднично. Нед оглядел собравшуюся на палубе команду, спросил, есть ли здесь те, кто не хочет ходить с капитаном Генри Морганом, с минуту послушал молчание и вручил ей бортовой журнал.

Первой записью, сделанной рукой нового капитана, было: взяли курс на Кардифф.

Марине хотелось бы сказать «домой», но дома у нее не было. Так что она написала «Кардифф» и попробовала представить, как в саду замка Торвайн цветут яблони и сливы. В саду ее замка. По праву божескому и человеческому — она должна быть хозяйкой Торвайна, а не та жаба, что отослала ее в монастырь.

Нед ничуть не удивился, когда Марина скомандовала менять курс. А чтобы «Роза Кардиффа» шла быстрее, велела выкинуть за борт весь груз подгнившего сукна и прошлогодней солонины, который Фитиль подрядился за гроши доставить в Ливерпуль. Плевать на гроши и на возмущение жлоба — купца, у нее есть важное дело, а денег можно заработать другим способом и поближе к Кардиффу. К примеру, ограбить парочку торговых судов узурпатора Валентина, должен же у него быть стимул выйти в море и поймать наглых пиратов.

Кроме денег ей нужны были сведения. Правда, слухи и домыслы, годилось все — лишь бы касалось герцогства Торвайн.

На первом же каботажном судне, взятом на абордаж близ берегов Уэльса, она узнала, что сэр Валентин жив, здоров и ненавидим валлийцами. Первое Марину обрадовало чуть ли не больше, чем второе. Убить жабу она хотела собственными руками, и чтобы жаба понимала, кто и за что ее убивает.

В тавернах тоже говорили о сэре Валентине. В дешевых портовых, в дорогих купеческих, шепотом и с оглядкой: он приказал вырубить священные дубы, приказал осквернить старый дольмен, созвал в замок целительниц и прорицателей, схватил их и держит в темнице. Сэр Валентин не чувствует себя хозяином, он выгнал старых слуг герцога Джеффри и боится гнева фейри. Совсем тихо, и только после пятого кувшина, говорили, что сэр Валентин обезумел, и что его покарал морской народ. Зато во весь голос поздравляли: герцогиня принесла мужу двоих детей, девочку назвали в честь матушки королевы, а мальчика — в честь принца — консорта. Сама королева согласилась стать крестной детей…