Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва мы оказались в этом блестящем царстве шика, как к нам подскочил невысокий, опрятно-плотный господин с задорно наполированной лысиной на макушке.
— Филипп, рад вас видеть, мой друг! — Он с жаром затряс руку мужа и, выстрелив острым взглядом в кольцо на моем безымянном пальце, прокудахтал: — Леди Торн, необычайно приятно с вами познакомиться! Поздравляю со свадьбой! От всей души поздравляю!
Появилось ощущение, что он поздравлял исключительно меня с очень удачным замужеством. Филипп, по всей видимости, оказался стороной пострадавшей и обманутой. В принципе, это было недалеко от истины. Он и пострадать успел, и обманом получить хвостатый свадебный подарок.
Состоялся очередной ритуал знакомства. Господин оказался главным королевским ювелиром и хозяином аукциона. Он разливался соловьем, много жестикулировал, поблескивая перстнями на пальцах, и все время доказывал, что все вырученные средства пойдут на благотворительность, словно кто-то с ним спорил. Не уточнил, правда, на какую именно, но вряд ли на сохранение исчезающих видов магических тварей. В общем-то, я выступала за любые добрые дела, и сама все время бросала монетки в ящики для пожертвований, стоящие на рыночных площадях.
— Благодарю, леди Торн, что вы согласились поучаствовать в нашем мероприятии, — закончил он. Захотел проводить нас к столу, но на полдороге свернул в другую сторону.
— Он так тепло вас встречал, — тихонечко заметила я,. — Вы его любимый клиент, или он просто денег вам должен?
— Надеется сегодня меня разорить, — с трудом сдержав улыбку, отозвался тот.
За столом компания не поменялась. Разве что теперь мужчины из клубного зала сидели в паре с дражайшими половинами, а некоторые еще и с дочерями. Эти женщины в драгоценностях, шелках и в тяжелых макияжах теперь улыбались не только Филиппу, но и мне, чуточку подобострастно и заискивающе. Зато смотрели, как огнедышащие драконы на устоявшую крепостную башню. Или еще, как волки на овцу. Но сравнение с неприступной башней мне нравилось больше и поднимало самооценку.
Гости расселись, двери закрылись. Зал заполнился гулом голосов. Подавальщики начали обносить столы закусками, бокалы наполнялись игристым вином. С появлением еды публика заметно оживилась, зазвенели столовые приборы.
Ужин в светском обществе, куда я, положа руку на сердце, никогда не рассчитывала попасть, напоминал трапезу в пансионе… Когда оголодавшим на лекциях благородным девицам подавали еду, они тоже очень оживлялись. И ели с не меньшим аппетитом.
Едва я потянулась за нарядной корзиночкой, лежащей на поставленной передо мной тарелке, Филипп наклонился и тихонечко прокомментировал:
— Только если вам нравится арахисовая паста.
С непроницаемым видом я указала на крошечный румяный пирожок:
— А это?
— С кислой капустой.
— Рядом? — намекнула я на маленький бутерброд с художественно закрученной ветчиной, такой красивый, что портить кулинарную гармонию даже было жалко.
— Не разжевать.
— Икра? — Показала в ломтик гренка, покрытый крупными темными икринками, лежащими одна к одной.
— Не рекомендую.
Я повернула голову к склоненному Филиппу, но в итоге мы едва не столкнулись носами, что совершенно неприлично испортило бы аппетит окружающим аристократам. Они-то заправлялись закусками с большой охотой, как голодные после шести часов занятий пансионерки.
— Нам светит что-нибудь съедобное, а не красивое? -- тихо спросила у мужа.
— Вряд ли, — хмыкнул он едва слышно. — Но всех напоят хорошим вином. Сытые люди тратят золотые кроны не так охотно, как захмелевшие.
Казалось бы, что в гуле разговоров нас никто не слышал, но господин справа, перед началом ужина с умным видом несший чудовищный бред о залежах магических кристаллов в Сумрачном пике, и что его неплохо снести, чем-то подавился.
— Поэтому вы ничего не пьете? — прошептала я.
С плутоватой улыбкой Филипп подхватил наполненный игристым напитком бокал и, бросив смеющийся взгляд над его краем, сделал глоток.
К тому времени, как закуски оказались преодолены, всем принесли горячее. В огромных тарелках с крошечным углублением посередке, похожая на произведение искусства, лежала горка тонких длинные макаронинок, покрытых соусом и посыпанных тонкой стружкой сыра. Сверху игриво топорщилась крошечная зеленая веточка с трогательной красной ягодкой размером с бисеринку. Все маленькое, умильное и одуряюще пахнущее. Возможно, я просто уже достигла того уровня голода, когда даже неприглядная овсянка на воде показалась бы пищей святых заступников, но невольно сглотнула набежавшую слюну.
— А это можно пробовать? — спросила у Филиппа, заставив его склониться.
— Даже нужно, — отозвался он.
— Тогда почему вы не едите? — с подозрением уточнила я.
— Вам оставил, — хмыкнул муж. — Вдруг захотите вторую порцию.
— По-моему, вы просто планируете надраться хорошим вином на голодный желудок, чтобы потом ни о чем не жалеть, — прямолинейно заявила я.
— О чем я не буду жалеть? — промурлыкал он.
— О потраченных во имя благотворительности деньгах.
— Вы во всем ошибаетесь, леди Торн, — с самым серьезным видом прошептал он. — Для человеческой пьянки у меня есть ваш дядька. Он знает, где в Сиале проходят дегустации.
Я все-таки не удержалась и прыснула в кулак, замаскировав неприличный в приличном обществе хохот под деликатное покашливание. Но все равно со всех сторон на нас посмотрели с осуждением, а девушка напротив и вовсе с откровенным презрением.
Полагаю, все решили, будто мы не обсуждаем важный вопрос съедобности блюд, а флиртуем. Хотя… о флирте я знала не очень много, в основном из любовных романов Лидии, которые она не забывала подсовывать, но кажется, мы действительно флиртовали.
Еда оказалась божественной. Кажется, я втянула и пережевала эти пять макаронин быстрее, чем успела распробовать. Внутри появилась натуральная скоробь от их потрясающе скудного количества.
С непроницаемым видом Филипп поменял наши тарелки и, поймав выразительный взгляд, одной из дам с пышной шевелюрой, украшенной бриллиантовой диадемой, громко произнес:
— Приятного аппетита, госпожа Вертон.
На краткое мгновение у леди сделалось страдающее лицо, как у моего преподавателя по этикету, в тайне, должно быть, мечтающего запустить в воспитанниц ботинок. Единственное, что ему не позволяло совершить возмутительный по отношению к хорошим манерам акт вандализма — это риск подать плохой пример и хорошую идею. Вдруг, выйдя из учебной аудитории, мы начнем швыряться обувью? Но не забывая, благопристойно извиняться после попадания товарке в лоб. Однако, уверена, полети его начищенный ботинок в нас, летел бы он очень изящно. «Изящно» было любимым