Чип назвал его негодяем - они все были негодяями - и велел уходить. Чип оказался почти в полной изоляции, капитан без роты. Он слушал, как люди, которых он окрестил " my mutineers", собирались в боевые порядки и тренировались в стрельбе из оружия. Однако официально Чип оставался у власти, и он знал, что Булкли не может действовать без Бейнса и рассчитывать на то, что ему удастся избежать петли в Англии.

Вскоре Чип передал сообщение Булкли, чтобы тот пришел на встречу с ним, на этот раз один. Хотя Булкли прибыл в сопровождении стрелков, в жилище Чипа он вошел один, с пистолетом. Чеп сидел на своем морском сундуке. На его правом бедре лежал его собственный пистолет, взведенный. Чип уставился на Балкли, который взвел пистолет, но затем медленно, шаг за шагом, отступил назад, заявив позже, что не хотел быть " вынужденным ради собственного спасения стрелять из пистолета в джентльмена".

Булкли вышел на улицу, где толпа становилась все больше и больше. Тогда Чип сделал нечто еще более поразительное, чтобы утвердить свой авторитет: он вышел из своего бункера без оружия и столкнулся с разъяренной толпой. " Здесь капитан проявил все поведение и мужество, которые только можно себе представить", - признал Балкли. "Он был один против толпы, все были недовольны им, и все были вооружены". И в этот момент ни один человек - ни Балкли, ни Пембертон, ни даже буйный боцман Кинг - не посмел и пальцем тронуть своего капитана.

Голод продолжал опустошать компанию. Джон Байрон никогда не знал, кто умрет следующим. Однажды рядом с ним упал в обморок его товарищ. "Я сидел рядом с ним, когда он упал, - писал Байрон, - и, имея в кармане несколько сушеных моллюсков (около пяти или шести), время от времени клал одного ему в рот.... Однако вскоре после того, как мой небольшой запас закончился, он был освобожден смертью". На острове погибло более пятидесяти путешественников, и некоторые из спутников Байрона настолько изголодались, что стали подумывать о страшном средстве - поедании мертвецов. Один мальчик в бреду отрезал кусок трупа перед погребением, и его пришлось удерживать, чтобы не съесть его; и хотя большинство людей на знали, что нельзя даже упоминать о каннибализме в своих письменных записях, Байрон признал, что некоторые начали разделывать и есть своих мертвых товарищей, что Байрон назвал " последней крайностью". Если бы оставшиеся в живых путешественники не покинули остров в ближайшее время, то этому кощунству подверглись бы еще больше людей.

5 октября, после 144 дней пребывания на острове, Байрон увидел то, что показалось ему миражом, вызванным голодом. На блоках, где когда-то лежали обломки баркаса, покоился великолепный корпус. Десять футов в ширину и более пятидесяти футов в длину, с досками от кормы до носа, он имел палубу, где команда могла нести вахту, трюм для хранения вещей, румпель для управления и бушприт. Теперь Байрон и его компаньоны добавляли последние штрихи, например, покрывали дно корпуса воском и талоном для предотвращения протечек.

Но как они смогут вытащить это судно в море? Весом в тонну, он был слишком тяжел, чтобы нести его или тащить по песку, особенно в ослабленном состоянии. Казалось, что они создали ковчег только для того, чтобы еще больше мучить себя. И все же они нашли решение: уложили дорожку из бревен и пустили по ней лодку, пока не спустили ее в море. Спасенными канатами они гордо подняли в небо две деревянные мачты. И вот новый баркас покачивается на волнах. Мужчины окрестили его "Спидвелл". (Название имело особый смысл: британский буканьер Шелвок и его люди, оказавшись на мели, построили лодку из древесины своего затонувшего корабля "Спидвелл" и вернулись в Англию). Булкли провозгласил, что Бог дал им судно для спасения.

Как и другие, Байрон мечтал вернуться домой. Он скучал по своей сестре Изабелле, с которой был особенно близок. Даже его старший брат, Злой Лорд, уже не казался таким плохим.

Однако Байрон, хотя и поддержал кампанию Булкили по возвращению в Англию, не участвовал в заговоре с целью свержения Чипа и, похоже, не расставался с последней мальчишеской иллюзией: что все оставшиеся в живых могут спокойно уплыть с острова вместе.

9 октября ранним утром Булкели и его товарищи по заговору начали тихо собирать разношерстную армию из полуодетых, голодных людей с остекленевшими глазами и всклокоченными волосами. Булкли раздал все свои боевые инструменты: мушкеты, штыки, пистолеты, патроны, гильзы, тесаки и веревки для связывания. Бойцы заряжали стволы ружей и взводили молоты.

В ползучем рассвете партия начала пересекать развалины имперской заставы. Над ними возвышалась гора Мизери, море, как и люди, дышало то в одну, то в другую сторону. Добравшись до жилища Чипа, они остановились, прислушиваясь, а затем один за другим ворвались внутрь. Чип спал, свернувшись калачиком на земле, худой и хрупкий, и теперь он увидел, что на него набрасываются его люди. Не успел он дотянуться до пистолета, как его схватили и, по словам одного из офицеров, " несколько грубо" издевались над ним. В ходе синхронной операции был задержан и Гамильтон, спавший в соседнем доме.

По словам Булкли, кастаньеты решили, что "слишком опасно позволять капитану и дальше пользоваться свободой". И на этот раз лейтенант Бейнс присоединился к восстанию.

Чип выглядел озадаченным и, повернувшись к Булкли и другим офицерам, сказал: " Джентльмены, вы знаете, что вы сделали?".

Булкли и его люди объяснили, что пришли арестовать его за смерть Козенса.

"Я все еще ваш командир", - ответил Чип. "Я покажу вам свои инструкции". Порывшись в своих вещах, он достал письмо, данное ему коммодором Энсоном, в котором тот назначал его капитаном корабля Его Величества "Вэйджер". Он помахал листом бумаги. "Посмотрите на него. Посмотрите на него!" - сказал он Булкли и другим офицерам. "Я и подумать не мог, что вы будете так служить мне".

"Сэр, это ваша собственная вина, - сказал Булкли. "Вы не проявили ни малейшей заботы об общественном благе... а поступили совсем наоборот, или же отнеслись к этому так небрежно и безразлично, как будто у нас не было командира".

Чип отвернулся от своих офицеров и обратился к рядовым морякам. "Отлично, джентльмены, вы застали меня дремлющим: вы - храбрецы, а мои офицеры - негодяи". Злоумышленники связали ему руки за спиной. "Парни, я вас не виню, - снова заговорил он.