– Она и сейчас лучше всех женщин на свете! – убежденно ответил он, подумав вдруг, что не видел мать слишком долго. – Она совсем не постарела и такая же красивая.

И Скородум кивал лысой головой, подергивал себя за длинный седой ус, на лице его было задумчивое и немного грустное выражение. Мысли его унеслись в давние годы, когда сам он был немногим старше своего нынешнего гостя.

– Я ничего не слышал о твоей дочери, но, наверное, она тоже красавица? – весело спросил Огнеяр, чтобы не остаться в долгу.

– Я не стану ее хвалить. Она осталась в Глиногоре – приезжай и посмотри на нее сам. Она там присматривает за братьями, пока я собираю дань.

– Так у тебя есть и сыновья?

– Да, двое, от последней жены. Старшему – девять лет, а младшему семь, они еще носят детские имена. И я не знаю, что из них получится. Обидно встречать новый год в разлуке с ними, но брать их с собой еще рано. Побудь со мной на этих праздниках, нам обоим будет веселей.

Огнеяру здесь было так хорошо, что он без раздумий принял приглашение. Но уже на следующий день, в самый солнцеворот, произошло событие, которое отвлекло его мысли от веселья.

С утра Огнеяр собрался на охоту, с разрешения и одобрения хозяина. Рассказывали, что в древние времена в день солнцеворота из леса выходили к Велишину две лосихи – мать и дочь, посланные Макошью и Велесом в благодарность за жертвы. Одну из них люди закалывали и съедали все вместе, вторая возвращалась к своим лесным хозяевам. Но однажды люди пожадничали и убили обеих лосих. С тех пор боги огневались и перестали присылать жертвенных животных. Когда эту повесть рассказали Огнеяру, он тут же загорелся охотничьим азартом и вызвался привезти лосиху для общего угощения. Скородум с радостью позволил ему поохотиться в его лесах – своему сыну Велес не откажет в богатой добыче. Но едва Огнеяр собрался выезжать, как на княжий двор прибежал один из дозорных кметей со стены.

– Из лесу личивины лезут! – доложил он князю. – Тьма-тьмущая, целое войско. Сотни две, не меньше.

– А, за вчерашнее мстить! – оживленно воскликнул Скородум, словно ему сообщили о приезде давно ожидаемых гостей. – Ну, сын мой, видно, с охотой малость повременить придется. Пойдем поглядим!

Народ толпился на улицах детинца и посада, тревожно гудел, но большого испуга не было видно. Велишинцы доверяли своему князю, и пока он был здесь, они не боялись личивинов. Лесные воинства и прежде не раз являлись под стены, но были опасны только в случае внезапного набега. Кмети из велишинской дружины и из дружины полюдья без суеты готовились сражаться, если князь пошлет их в поле.

С заборола было видно, что на дальней опушке леса, перестрелах в двух от стен города, собралось целое войско – не меньше трех сотен личивинов. Судя по сушеным волчьим мордам на их головах, это были соплеменники вчерашнего отряда, погибшего на замерзшей реке. Непривычного человека их вид напугал бы до жути – казалось, что огромная толпа кровожадных оборотней с волчьими головами и человеческими телами потрясает оружием возле города. Злобный угрожающий вой из сотен глоток был слышен даже в детинце.

– А я что говорил! – не показывая тревоги, воскликнул Скородум и повернулся к Огнеяру: – Вчерашние. Вот и Кархас сам, их вожак.

– Явился! – подтвердил густым басом темнобородый велишинский посадник. – Видно, прошлогоднее позабыли! Ну да ничего, мы напомним.

– Да нет, друже мой дорогой! В прошлую зиму мы Рысей били, а они Рысей в полбелки не ставят, – поправил его князь.

– Один морок! – отмахнулся воевода.

– Да какие они волки! – презрительно воскликнул Огнеяр и сунул палец в ухо. – Скулеж-то подняли! Да разве так воют!

Вскинув ладони ко рту, он набрал в грудь воздуха и испустил долгий, звучный, пробирающий до костей охотничий вой волка-вожака. Такая мощь звериного мира, такая победная красота и неумолимая угроза были в его голосе, что все разом замолчало и замерло по обе стороны заборола. Потрясенные люди слушали голос Сильного Зверя.

– Вот так надо! – удовлетворенно сказал Огнеяр. Все вокруг смотрели на него с изумлением, а Скородум – с уважением. Личивины молчали.

– Эко ты их уел! – пробасил воевода. – Унялись, гляди-ка.

– Еще бы не уняться! – Огнеяр весело подмигнул князю. – Я ведь им охотничью песню спел. Поняли! Поняли, хорьки вонючие, что не они здесь ловцы, а кто-то другой на них самих охотиться будет!

У другого это можно было бы счесть бахвальством, но только не у Огнеяра. В нем таилась огромная, нечеловеческая сила, и чем больше к нему присматривался Скородум, тем более заметной она становилась. Теперь он твердо верил, что перед ним сын Велеса, и не удивился бы ничему.

– Кто же тебя научил? – спросил Скородум. – Если бы я тебя не видел, то подумал бы, что это выл Князь Волков.

– Меня учил волк. И выть, и различать запахи, и охотиться… И драться.

– Так ты умеешь быть волком?

Теперь уже Огнеяр посмотрел на князя с изумлением. Это был первый человек на его памяти, который правильно понял суть оборотничества. Раньше его спрашивали, умеет ли он превращаться в волка, но никто еще не спросил, умеет ли он быть волком. Никому из праздно любопытствующих охотников поболтать о всякой жути не приходило в голову, что это тоже надо уметь. И что это гораздо труднее, чем просто превратиться.

А толпа личивинов тем временем пришла в движение. Лучники на забороле приготовились встретить врагов, если они подойдут ближе. От толпы на опушке отделилось несколько человек с большими лапами голубоватой ели в руках. Это означало, что они хотят поговорить.

– Где есть ваш вожак? – ломаным языком закричал один из личивинов. – Наш вожак Кархас хочет с ним говорлить.

– Я здесь! – приветливо крикнул Скородум, выглядывая в широкую скважню-бойницу. – Здравствуй, Кархас великий и могучий!

В его голосе была легкая насмешка, но ухо личивина не могло ее уловить. Кархас кивнул в ответ с истинно дикарской надменностью. Лицо его скрывала волчья личина, одет он был в грубо сшитый шерстяной кожух с нашитыми волчьими клыками и палочками, раскрашенными в желтый и красный цвета, медвежьи сапоги и рысьи штаны – таким образом у личивинов было принято выражать свое презрение к двум другим племенам. Волчья шкура покрывала плечи и спину Кархаса, передние лапы шкуры были связаны у него на груди. Сложен он был крепко и среди личивинов казался высок, хотя по говорлинским меркам был среднего роста, а северные заморяне назвали бы его вовсе коротышкой. Он не открывал рта, а толмач*, видно, сам знал, что говорить от имени вожака.

– Вы вчера убить наши воины! – кричал толмач. – И вы взяли их добычу. Отдайте ее назад и дайте выкуп за головы. Тогда мы уйдем. А не то дух Кулема-Эляйн страшно убьет вас!

– Этого не будет, милый! – так же приветливо отозвался Скородум. – Не надо было вашим воинам на нашу землю ходить, я ведь в гости не звал!

Огнеяр мог бы еще много чего добавить, но пока помалкивал, предоставляя говорить хозяину, только провожал его слова одобрительными кивками. Неизмир на месте Скородума уже дрожал бы от страха, видя такую рать у себя под стенами, а глиногорский князь смотрел на личивинское воинство, как на горсть букашек.