Раз уж Ханна втянула ее в свою игру, Джерберу было интересно знать, какую роль она ей назначила в этом тщательно подготовленном представлении. Но выйти на нее будет не так-то просто. Пьетро не знал ее имени, да и не был уверен, что женщина до сих пор жива.

С наступлением темноты снова пошел дождь, и дворники разгоняли по стеклу мелкие капли, образуя сверкающие полосы, в которых отражались огни реклам. Все еще погруженный в свои мысли, за несколько метров до цели Пьетро Джербер заметил нечто аномальное и насторожился.

У дома светились два ярких огня: проблесковые маячки.

Психолог инстинктивно надавил на газ, обуреваемый мрачным предчувствием, что присутствие полиции имеет какое-то отношение к нему.

Он припарковался, вышел из машины, поспешил к парадной. Побежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, все время поглядывая вверх, сквозь перила, чтобы понять, на каком этаже остановились агенты.

На пятом. Именно у его квартиры.

Дверь была открыта, он тут же уловил плач Марко и голос Сильвии, которая разговаривала с полицейскими. Бросился туда.

— С вами все в порядке? — спросил он, запыхавшись, стремглав вбегая в квартиру.

Жена держала сына на руках, оба еще были в пальто, видимо, тоже только что пришли. Сильвия казалась взволнованной. Агенты, завидев его, обернулись.

— Все хорошо, — успокоил его один из двоих. — Ничего страшного не случилось.

— Тогда почему вы здесь?

Он подбежал к жене, обнял ее, поцеловал в лоб, чтобы успокоить. Марко потянулся к нему, хотел на ручки к отцу, и Джербер прижал к себе сына.

— Синьора утверждает, что кто-то проник в дом, — объяснил полицейский.

— Это не я утверждаю, а все так и есть, — запротестовала та, потом повернулась к мужу. — Я пришла и обнаружила твои ключи в замке, подумала, что ты вернулся раньше и забыл их вынуть.

Джербер невольно стал шарить в карманах плаща и в самом деле не нашел ключей. Он и правда забыл ключи в замке или кто-то их похитил?

— Вошла, а тебя нет, — продолжала жена. — Свет горел только в гостиной. Я пошла туда и увидела это…

Она указала на что-то в комнате, за диваном. Джербер шагнул вперед, рассмотреть, что там такое.

На полу валялся старый семейный альбом в кожаном переплете. Фотографии были рассыпаны повсюду. Кто-то взял на себя труд вытащить их из ячеек и разбросать.

Казалось, постарался призрак. Разгневанная, неугомонная душа.

Снимки относились к его детству. На самых ранних еще появлялась мать, остальные отображали одиночество овдовевшего отца и единственного сына. Каникулы, рождественские праздники, с вечным ощущением недостающего звена, скорбной пустоты.

Глядя на фотографии, Джербер осознал, что не видел их долгие годы. Многие не рассматривал вообще, просто припоминал тот или иной момент, когда они были сделаны. Проявленные, отпечатанные, их положили в альбом, и никто больше не взглянул на них.

Почему сейчас вернулись все эти воспоминания? Казалось, будто кто-то добивается его внимания. Синьор Б.? Ему пришли на ум слова Ханны Холл: …Когда он говорил с вами на смертном одре, вы слышали уже голос призрака, ведь так?…

— Вы держите дома деньги, драгоценности, часы? — спросил один из агентов.

Заметив, что муж слишком ошеломлен, чтобы реагировать, Сильвия ответила сама:

— Моя шкатулка с украшениями — в спальне.

— Не проверите, все ли на месте? — попросил полицейский.

Жена пошла посмотреть, а Пьетро Джербер усадил Марко на диван и пристроился рядом. Мальчик стал теребить его пальцы, но отец, удрученный, этого даже не замечал. Хотя был уверен, что из квартиры ничего ценного не пропало. Но сама мысль о том, что посторонний вторгся в область самых дорогих для него чувств, приводила психолога в исступление.

— Ничего не пропало, — вскоре объявила Сильвия, входя в комнату.

— Раз так, я не вижу оснований для возбуждения дела, — выступил один из полицейских.

— Что? — Сильвия не верила своим ушам.

— Речь даже не идет о взломе, ведь ключи уже находились в дверях.

— А это? — указала она на фотографии, разбросанные по полу.

— Может, кто-то решил над вами подшутить.

— Подшутить? — повторила Сильвия с нервным смешком. Она не могла смириться с мыслью, что виновный останется безнаказанным.

— Я не хочу сказать, что дело пустячное, но это самое правдоподобное предположение, синьора. Вы кого-нибудь подозреваете?

Когда полицейский задал вопрос, Сильвия устремила взгляд на мужа. Джербер отвел глаза, чувствуя себя виноватым.

— Нет, никого, — отвечала она, но было ясно, что женщина что-то скрывает.

Полицейский, наверное, тоже это заметил.

— Такое случается нечасто, но иногда акты вандализма — это только начало, — заявил он. Его слова явно были предупреждением.

— Начало чего? — встревожилась Сильвия.

Полицейский секунду помолчал, прежде чем ответить:

— Если в первый раз им это сходит с рук, они обычно предпринимают другую попытку.

После ужина, под предлогом того, что нужно уложить ребенка, Сильвия пошла спать, не дожидаясь мужа. Она все еще была расстроена и, наверное, сердилась на него, и Пьетро не мог ее в этом винить.

Она его прикрыла, соврав полицейским. Оба знали, что история о ключах, забытых в замке, не выдерживает критики. И уж конечно, такое сказать легче, нежели: «Мой муж лечит шизофреничку и непонятно почему позволяет ей вторгаться в нашу жизнь».

Сильвия вела себя как обманутая супруга, которая стыдится прилюдно признать вину изменившего ей мужа. Но когда агент спросил, подозревают ли они кого-то, в ее взгляде отразились вся тяжесть унижения и безмолвный гнев.

Джербер не исключал, что оставившее неприятный осадок вторжение в их дом — дело рук Ханны Холл, но не хотел обвинять ее, не имея доказательств. Хотя пациентка всячески старалась все вокруг себя превратить в тайну, нигде не сказано, будто любое событие как-то связано с ней. Обсессия заставляет превращать любое происшествие в итог обмана или заговора. Но паранойя — первый шаг в пучину безумия, а он обязан сохранять трезвый рассудок.

Убравшись на кухне, Пьетро сел за стол с семейным альбомом, собираясь разложить фотографии по ячейкам и убрать его с глаз долой, зная, что больше никогда его не откроет. Занимаясь этим, он был вынужден заново пережить моменты прошлого, которые уже поблекли в его памяти.

Вы замечали, что, когда взрослого просят описать родителей, он никогда не рассказывает, какими они были в молодости, но в большинстве случаев склонен описывать стариков?

Ханна Холл была права: просматривая снимки, изображавшие отца и мать вместе, Пьетро отдал себе отчет в том, какими застенчивыми и неопытными выглядели они в их молодые годы. Может, в один прекрасный день и Марко удивится, обнаружив, что у них с Сильвией тоже была юность.