— Я хочу умереть… я хочу умереть… я хочу умереть, — быстро пробормотал Патрик.

Это совершенно никуда не годилось. Он не мог быть человеком, который был тем человеком. Действие спида вернулось, принеся с собой угрозу ясного сознания и бурных чувств.

Они подъезжали к отелю, так что решать надо было быстро. Он подался вперед и сказал таксисту:

— Я передумал. Отвези меня на Восьмую улицу между авеню Си и Ди.

Китаец-таксист недоверчиво глянул на него в зеркало заднего вида. Отель «Пьер» и авеню Ди — это небо и земля. Кому придет в голову такая внезапная перемена планов? Только нарику или несведущему туристу.

— Авеню Ди нехолосая, — сказал он, проверяя вторую теорию.

— Я на это и рассчитываю, — ответил Патрик. — Вези меня туда.

Таксист проехал по Пятой авеню мимо поворота к гостинице. Патрик вновь откинулся на сиденье, чувствуя волнение и стыд, но, как всегда, пряча чувства за ленивым безразличием.

Да, он изменил решение, и что с того? Гибкость — замечательное качество. И никто не бывал более гибким, когда дело касается отказа от наркотиков, более открытым для возможности все-таки их принять. Он еще ничего не сделал. Он еще может отменить свое решение, вернее, отменить пересмотр своего решения. Он все еще может вернуться.

Мчась из Верхнего Ист-Сайда в Нижний, от Le Veau Gras к дисконтной бакалее на Восьмой улице{63}, Патрик невольно восхищался, как легко (или, может быть, правильнее сказать «неизбежно») переходит от роскоши к убожеству.

Такси приближалось к Томпсон-Сквер, началу нехорошего района. Здесь в постоянной абстяге влачил свою жизнь Чилли Вилли{64}, уличный контакт Патрика для тех досадных случаев, когда Пьер спал. Дозы смэка, которую Чилли мог добыть, едва хватало на поддержание сил для поиска новой, на то, чтобы трястись, а не биться в судорогах, поскуливать, а не орать. Он семенил дергаными шажками, а одна рука безвольно висела, словно старый провод с прохудившегося потолка. Здоровой рукой Чилли поддерживал мешковатые штаны, постоянно норовившие сползти с тощего зада. Он был чернокожий, но выглядел бледным, а лицо его покрывали бурые пигментные пятна. Зубы — четыре или пять, героически державшиеся в деснах, — были либо желтые, либо черные и обломанные. Вид Чилли ободрял всех его товарищей и клиентов — в сравнении с ним каждый чувствовал себя здоровяком.

Такси пересекло авеню Си и покатило по Восьмой. Ну вот и грязная филейная часть города, с удовольствием подумал Патрик.

— Куда далесе? — спросил китаец.

— Мне нужен героин, — ответил Патрик.

— Гелоин, — опасливо повторил таксист.

— Да. Останови здесь.

На углу топтались упоротые пуэрториканцы, негры в больших шляпах стояли в дверных нишах. Патрик опустил окно такси, и его тут же обступили новые друзья.

— Чего хочешь, чувак? Чего надо?

— Белый… красный… желтый. Чего тебе?

— Смэк, — ответил Патрик.

— Бля, чувак, ты из полиции. Ты полицейский.

— Нет. Я англичанин, — запротестовал Патрик.

— Выходи из машины, чувак, мы ничего в машину не продаем.

— Жди здесь, — сказал Патрик китайцу и вылез из такси.

Один из дилеров взял его локоть и потянул за угол.

— Дальше я не пойду, — сказал Патрик, когда понял, что сейчас потеряет из виду такси.

— Тебе сколько?

— Дай четыре белого по десятке, — сказал Патрик, осторожно вытаскивая две двадцатидолларовые купюры.

Двадцатки он держал в левом кармане брюк, десятки в правом кармане брюк, пятерки и бумажки по доллару — в карманах пальто. Сотки оставались в конверте во внутреннем кармане. Таким образом он никого не вводил в соблазн видом наличности.

— Дам тебе шесть за пятьдесят. Одна книжка в подарок.

— Нет, мне хватит четырех.

Патрик убрал в карман четыре пакетика из пергаментной бумаги, вернулся к машине и сел в такси.

— Тепеля госитиниса, — с жаром сказал китаец.

— Нет, повози меня немного по району. Отвези на угол Шестой и Би.

— Засем повоси по лаёну? — Таксист присовокупил китайское ругательство, но повернул в нужном направлении.

Патрику нужно было проверить смэк, прежде чем уезжать отсюда. Он разорвал один пакетик и высыпал порошок на тыльную сторону кисти, в ямку, образованную натянутым сухожилием поднятого большого пальца. Поднес руку к носу, вдохнул.

О боже! Фуфел! Патрик схватился за нос, который теперь отчаянно щипало. Падла, зараза, блин, бля, черт.

Это была адская смесь из чистящего порошка «Вим» и барбитуры. «Вим» давал горечь, барбитураты — легкий седативный эффект. Конечно, у такой смеси были свои преимущества. Можно употребить десять пакетиков в день и не стать наркоманом. А если тебя с ними задержат, то не обвинят во владении героином. Слава богу, он не вколол себе эту дрянь, «Вим» нахер сжег бы ему вену. Рехнулся он, что ли, затариваться на улице? Надо было разыскать Чилли Вилли и отправить того к Лоретте. В ее книжках хоть какие-то следы героина есть.

И все же Патрик решил не выбрасывать фуфел, пока не добудет чего-нибудь получше. Такси как раз выехало на угол Шестой и Си.

— Останови здесь, — сказал Патрик.

— Я здеся стояся не буду! — с внезапной яростью заорал шофер.

— Ну и вали нахер, — ответил Патрик.

Он бросил на пассажирское сиденье десятидолларовую купюру, вылез из такси и, хлопнув дверцей, зашагал в сторону Седьмой улицы. Такси рвануло прочь от тротуара. Как только оно отъехало, Патрик услышал в полной тишине гулкий звук собственных шагов. Он остался совершенно один. Но ненадолго. На следующем углу, перед дисконтной бакалеей, толклись человек десять дилеров.

Патрик замедлил шаг. Один из дилеров, первый его приметивший, отделился от группы и пружинистой спортивной походкой двинулся через улицу. Это был исключительно высокий негр в блестящей красной куртке.

— Как делишки? — спросил он Патрика. У него было абсолютно гладкое лицо с высокими скулами, большие глаза смотрели с полной апатией.