– Но даже если это случится, ты-то не пострадаешь. Ты же янки. А я должен буду сражаться до самой смерти как солдат императора, даже если Япония станет проигрывать.

Нами схватила брата за руку:

– Я тоже приняла решение. Что бы ни случилось, я не пожалею, но если не выйду замуж, то буду жалеть об этом до самой смерти.

Убедившись в решительности сестры, Нода попросил ее принести саке. Протянул Джей Би чарку и молча наполнил ее. Когда они, не говоря ни слова, осушили бутылку, Нода сказал:

– Я пока что этот брак не признал. – И добавил: – Но надеюсь, придет день, когда я смогу с чистым сердцем благословить вас. – А еще Нода шепнул на ухо Джей Би: – У меня нет никаких гарантий, что я доживу до этого дня, так что я решил заранее выпить за это. Ты уже не молод и вряд ли сможешь долго ждать. Нами пойдет за тобой куда угодно. У меня тоже есть женщина, которая живет в моем сердце. И сейчас я пойду и приму ее в объятия.

С тех пор Нода не возвращался в дом на холме.

В марте 1933 года Джей Би и Нами Нода сыграли скромную свадьбу; среди приглашенных были: мисс Судзуки, дядя Нами, ее одноклассницы и несколько сотрудников американского консульства. После окончания церемонии гости были приглашены в дом на холме, где угощались китайской кухней и слушали музыку. Прошел месяц с небольшим с тех пор, как Адольф Гитлер стал рейхсканцлером. Секретарь консульства, наверное из злорадства, несколько раз ставил запись Дамии «Мрачное воскресенье»,[45]изъятую из торговли за подстрекательство к самоубийствам.

Той ночью Джей Би впервые принял Нами в объятия. Он подумал: как бы со мной ни играла судьба, я никогда не буду роптать на нее, если смогу касаться этой белой, как воск, гладкой кожи.

Медовый месяц, который они провели в доме на холме, был недолог. Не прошло и двух месяцев, как военное информационное управление дало Джей Би новое задание.

«Место назначения Маньчжурия тчк Заняться новой разведдеятельностью тчк».

Секретарь, любитель «Мрачного воскресенья», следил за Джей Би и доложил о том, что сомневается в его преданности звездно-полосатому флагу. Развлекаться с японскими женщинами – это одно, а жениться – означает допускать эмоции в разведывательную деятельность. Кроме того, существуют опасения, что сверхсекретная информация, поступающая в здешнее консульство из Вашингтона, через японскую жену Джей Би может просочиться на японскую сторону. Эти сведения о Джей Би побудили военное информационное управление отослать его в Харбин. Чем нежиться в Кобе, лучше пусть исследует японский национальный характер в Маньчжурии, наблюдая там за зверствами Квантунской армии, тогда, глядишь, и ненависти в отчетах прибавится, – таково было мнение руководителя военного информационного управления госпожи Бертон.

Джей Би и Нами, стараясь улыбками обратить беспокойство о будущем в светлые надежды, сели на корабль, который отправлялся из Цуруги к еще одному «другому» берегу. Нами в то время носила ребенка, которому впоследствии дадут имя Куродо.

День рождения сына, 23 декабря 1933 года, стал днем смерти Нами. Для Джей Би в этот день умерла радость и родилась печаль, но его плач утонул среди голосов, славящих рождение будущего императора. И на следующий день, и после он непрестанно вздыхал, слыша поздравления с Рождеством. Смерть была настолько внезапна, что он не успел впустить ее к себе в сердце. Для него Нами продолжала жить. Просто потеряла сознание от мук при родах. Вот она придет в себя к концу Рождества и вместе с ним порадуется их здоровенькому сыну. Но ни дыхание Нами, ни ее голос, ни улыбка, ни память не вернулись к ней, ее такое знакомое лицо постепенно приобретало чужие расплывчатые черты, а тело начало разлагаться.

Может быть, это было наказанием за то, что он полюбил японку, или возмездием за легкомыслие отца, или проклятьем за то, что его мать порвала связь с предками, или насмешкой над тем, кто живет «между»… Впервые Джей Би не мог справиться со свалившимся на него испытанием. Ему самому хотелось умереть от смертельного приступа. Так было бы гораздо проще, чем давать надежду новорожденному сыну.

Но прошло три дня, и ему захотелось взять ребенка на руки. Не чувствуя материнской ласки, не получая груди, малыш тем не менее не знал отчаяния, он спал, давал понять, что проголодался, сучил ручонками, какал. Медсестра передала ему мальчика, он взял сына на руки, и ему тотчас показалось, будто это он сам сорок с лишним лет тому назад. Но ему больше повезло, чем малышу, – он, по крайней мере, смог провести три года с матерью.

Джей Би перестал ходить в больничный морг и смирился с тем, что тело Нами положат в гроб. Лежать в гробу – не то что сидеть в чайной комнате, веселья мало. Но если он не похоронит Нами, то не сможет позвать ее дух прийти к ним в чайную комнату и посмотреть на сына.

Джей Би верил в бессмертие души больше, чем в физическое воскрешение, поэтому он предал тело Нами огню. Он считал, что лучше положить прах в урну, чтобы его можно было брать с собой куда угодно, чем зарывать останки в промерзшую зимнюю землю Харбина. Будь она жива, наверное, захотела бы когда-нибудь вернуться в Кобе или Ёсино, поехать в Нагасаки, где родился Джей Би, или в Соному, где он провел детство, или в Сан-Франциско. Но прах тоже имел право на свободу передвижения. К тому же Джей Би и сам не знал, куда ему предстоит отправиться дальше. Ясно одно: уехав однажды из этих мест, он, возможно, никогда сюда не вернется. Похоронить ее здесь означало бы бросить навсегда. Он прошептал, обращаясь к Нами, ставшей прахом:

– Я сам стану тебе могилой. Тебя нет, но любовь продолжает жить.

Джей Би попрощался с Нами и забрал сына из роддома. Но воспитание ребенка было для него слишком тяжелым делом, и он решил взять в няни медсестру, которая ухаживала за мальчиком в роддоме. Сын получил имя через тринадцать дней после рождения. Джей Би назвал его Куродо, подобрав иероглифы к имени Дебюсси, которого очень любила Нами. Он колебался, не зная, какое выбрать для ребенка гражданство, американское или японское: ведь мальчик, так же как и сам Джей Би, был рожден «между». Станет взрослым, сам и решит, паспорт какой страны получить, а пока Джей Би заполнил два бланка заявления о рождении. Один он подал в американское консульство в Нанкине, указав имя ребенка: Клод Пинкертон. Другой бланк отправил в японское консульство, написав в нем имя: Куродо Нода, сын покойной Нами Ноды. Графу с именем отца он оставил незаполненной, намеренно выступая не отцом Куродо, а его гарантом, отчимом. Благодаря этому у Куродо будет право сделать собственный выбор: стать американцем или японцем.

В заботах о воспитании ребенка и напряженной разведывательной работе пролетело три года.