Нарушитель замолчал, попросил закурить, а сделав две-три жадные затяжки, попросил:

– У меня совсем пустой живот. Если советский майор…

– Хорошо. Договорим после обеда, – вполне поняв состояние задержанного, согласился Антонов и, вызвав дежурного, приказал увести его и накормить.

Да, он собирался добиться самого важного для него вопроса: где планируется следующее нарушение границы и примерно в какие сроки. Кое-что вполне мог знать внедряемый на легальное жительство агент. Увы, больше майору Антонову не пришлось продолжить допрос-беседу с задержанным: звонок из отряда в корне изменил его планы. Начальник отряда сообщил, что на заставу вылетел вертолет с начальником штаба отряда, с начальником разведотдела и, как он сказал, полковником в штатском. Только они станут допрашивать задержанного.

– Никакой самодеятельности! – твердо предупредил начальник. – Теперь мы в роли исполнителей. Не больше! Впрочем, тебе все объяснят во всех подробностях.

Не прошло и часа, как на специально оборудованной площадке в паре сотен метров от стрельбища приземлился вертолет. Антонов встретил прибывших официальным докладом, а потом, уже в канцелярии, поведал о своем допросе задержанного, добавив при этом:

– Он раскрыл тайну гибели Мергена, и очень важно, чтобы эту тайну узнали совхозные. Очень важно! Из его бы уст. Но как это сделать, пока решить не могу.

– Все отныне будем решать мы. Я могу принять решение только после основательного разговора с агентом. Пока же воздержитесь от любого разговора с местными жителями.

Три дня полковник в штатском, Семен Семенович, как он представился, вел один на один с задержанным долгие разговоры. Антонов терпеливо ждал. Обдумывал, как, если Семен Семенович ответит отрицательно на его просьбу, убедить его в важности для заставы открытия истины, связанной с гибелью Мергена. Хотя, правда, надеялся, что все пройдет так, как надо. И, к его искренней радости, надежда оправдалась. Не забыл Семен Семенович его просьбы. Без напоминаний заговорил:

– Не ограничили хозяева агента формами и методами оседания в семье своих родственников, и это дает нам право самим решать, как мы его «приютим». Факт задержания скрывать не будем. Даже того, что он использовал реку для перехода через границу.

– Но мы пост наблюдения держим в секрете.

– Думаю, демаскировать его и в дальнейшем нет смысла. Но нет смысла и демонстрировать, что все усилия ваши брошены на охрану горного участка. Пусть у них голова теперь болит, где ловчее посылать к своему укрепившемуся у нас агенту диверсантов и разведчиков. Тем более, вам в любом случае придется нарушать строгую инструкцию и мириться с прорывами. Теперь все ваши действия подчинены будут нашим замыслам и нашим планам игры с противостоящими нам спецслужбами.

– Стало быть, встречу с работниками совхоза можно организовывать? Пусть при всем честном народе исповедуется.

– Продумайте план и доложите мне. При необходимости я внесу изменения или дополнения.

Антонов, как обычно, не стал принимать единоличное решение, а позвал Ярмышева, Голубева и, как особый случай, комсорга Бошакова. Их предложения совпали с его предварительным планом: провести встречу в совхозном клубе, на которой вначале расскажет о себе и о Мергене лазутчик, после чего на сцену выйдут герои дня. То есть, Бошаков и Рублев. Но Голубев твердо заявил:

– Рано еще Рублева на божницу сажать!

Антонов хотел было высказать свое несогласие с позицией старшины, но его опередил ефрейтор Бошаков:

– Справедливая оценка действий человека – лучший метод воспитания.

– Верно, – поддержал комсорга Ярмышев, и тогда Антонов твердо заявил:

– Стало быть, двое на сцене, как герои дня.

– Если можно, товарищ майор, я выскажу иное мнение?

– Для того и собрались.

– Ни в коем случае нельзя обойти вниманием действия Нечета с Кирилловым. Не случись нас в нужный момент на нужном месте, они безусловно бы обнаружили следы и задержали нарушителя. Их обдуманный марш-бросок к началу разлива нельзя сбрасывать со счетов.

– Урок нам, командиры-воспитатели. Спасибо тебе, Павел.

Майор дал каждому из участников малого совета поручения, что ему готовить, но план пришлось подкорректировать. Семен Семенович, не сразу сказал свое слово, выслушав начальника заставы. Несколько минут молчал, устремив взгляд в угол комнаты, словно именно там был начертан ответ.

– Считаю, на сцену выставлять агента не следует. Давайте поступим так: пригласим на заставу директора совхоза, согласуем с ним, на какую должность он сможет взять перебежчика, так мы его представим, после чего пусть он соберет всех ярых спорщиков, среди которых обязательно должны быть родственники агента, вот там задержанный пусть и глаголит. Не выдержал, дескать, беспредела, бежал на свою родную землю, о жизни на которой наслышался много хорошего. Поверили, мол, ему. Сжалились и не стали судить за нарушение границы. После чего передать его в руки родственников.

– А что, если он поведет двойную игру?

– Не исключено. Только вряд ли. Во-первых, мы не выпустим его из своего поля зрения, во-вторых, судьба оставшейся за границей семьи в его руках. Он не дурак, и понимает это. Мы всегда можем дать знать на ту сторону о его измене. В то же время, если успешно пойдет игра, если мы сможем снабжать любознательных ложной информацией, то, заканчивая игру, мы можем вызволить всю его семью, переправив их в нашу страну.

Хороша или плоха задумка, не майору Антонову судить. Ему остается одно: исполнять.

15

Они вышли на сцену, и зал взорвался аплодисментами. Антонов даже остановился от неожиданности: его удивила такая встреча. Обычно, когда он приезжал сюда выступать с докладами, все было гораздо будничней. Да и не так многолюдно. А сейчас сидели на всех подоконниках. Школьники, дошколята и даже мужчины. В проходах между рядами люди стояли вплотную друг к другу, и оттого хлопали, подняв руки над головами. Потрясающее зрелище.

«Весь совхоз здесь», – определил Антонов и посмотрел на садившихся за стол президиума Бошакова, Нечета, Рублева и Кириллова. Нечет, как всегда, спокоен и уверен, Бошаков улыбался, лицо его порозовело. Кириллов тоже улыбался. А Рублев, сев, опустил голову и ссутулился. Руки висели, словно чужие. Он, казалось, ничего не слышал и не видел.

«Вот это – встряска, – подумал майор, не видевший еще ни разу Рублева таким растерянным. – Нет, зря Голубев возражал. Очень полезная встряска. Теперь почетом и славой».

Еще раз взглянув на подавленного Рублева, Антонов поднял руку, призывая зал успокоиться. Но не тут-то было – аплодисменты то стихали, как удаляющиеся раскаты грома, то вновь усиливались, и тогда казалось, что вздрагивает под потолком старенькая пятирожковая люстра.

– Вот об этом, Миша, твоим дружкам написать, – наклонившись к уху Рублева, сказал Павел Бошаков. – Смотри, овации какие. В честь тебя.