страстной. Накрывающей с головой и не дающей выбора. Я у него в подчинении вот всё, что должна знать. Больше ничего.

— Открой глаза, — он прижимает меня к своему возбуждённому телу.

Чувствую, по пульсации в его венах, по биению его сердца, по его возбуждённому члену упирающемуся в ягодицу. И по прерывистому шумному дыханию. Неуёмному, предающему.

Егор толкает, я упёрлась руками в зеркало, смотрю на себя и на него. Не хочу а смотрю. Теряю себя в этих объятьях. Убиваю ими себя. Становлюсь вещью в его умелых руках. Но другого просто не могу.

Он стягивает с меня сзади трусы. Они натягиваются и давят мне в ноги.

Мокрые пальцы на клиторе, скользят по нему. Ладонь заставила выгнуться, я подчинилась. Рука соскальзывает с зеркала, прижимаюсь щекой. Ровная дымка моего тихого дыхания, на зеркале.

Уже не плачу. Теперь нет. Остыла.

Натянутое, сильное движение и член проник в меня. Чувствую крепкий ствол в своём теле. Смотрю в зеркало, на суровый взгляд Егора, как открывает он рот, дергает губами, кривит ими в порыве удовольствия. Закатывает глаза и давит в меня своим членом.

Долбит без остановки, прибивает меня к этому зеркалу, чтобы запомнила раз и навсегда кто здесь хозяин.

Его ладони впились в мои бедра и натягивают до боли. Бедра с силой ударяются о бёдра. Стою как ему надо, раздвигаю ноги и молчу, тихо постанывая местами, чтобы хоть как-то показывать свое участие.

Не понимаю, зачем я ему? От меня почти никакого толка. Безучастна. Холодна, равнодушна. Только и всего что поддатлива. Покорна. Молчалива.

Наверное, это ему нравится.

Но каждый раз он доводит меня до оргазма. До беззвучного, тупого, мучительного оргазма.

Он как страдание. Как напасть. Удовлетворяет, но не радует. Ещё сильнее вгоняет меня в стояние податливого манекена, с которым делай что хочешь.

Мощные толчки Савицкого все сильнее, давление на возбуждённую точку клитора настойчивей. И я выдыхаю. Дергаюсь, хватаюсь за руку Савицкого у меня на груди и прижимаясь к стеклу зеркала и размазываю ладонью оставшуюся на нём слезу.

Вижу свое лицо и себя в этот момент ненавижу.

— Девочка, — выдыхает он, — маленькая моя.

Я закрываю глаза, чтобы не видеть оргазм Егора. Не хочу этого видеть.

Когда он ушел, я словно очнулась от сна. Вспомнила его слова. И кажется, вышла из состояния, захватившего на много дней. Осознала что сотворила.

Почему так долго я не чувствую ничего, только безразличие ко всему и всем.

Сейчас глядя на себя в зеркало я увидела, как сильно в этом увязла.

Я не я. Моего лица нет. Тела нет. Души моей тут нет. И любви, тем более, нет.

Хочу уйти. Сбежать. Не хочу быть с Савицким.

Пусть меня лучше убьют, за столько дней моего молчаливого предательства. Ведь я заслужила. Передала. Значит должна умереть. Пусть выстрелят мне в спину, когда буду отсюда уходить, только уже не остановлюсь.

Поздно ночью, я встала с кровати, оделась. Подошла к двери. Не думаю, что за дверью кто-то есть. Они уже не ставят там охрану. Думают, раз я подчинилась, значит планы изменились.

Дверь действительно оказалась открытой. А за ней — никого.

Я пошла по темному коридору. Ступала безшумно. Никто меня не остановит. Единственное, пока не представляю, как выйти за территорию, но постараюсь, решить и эту задачу.

Знакомым путем прошла к выходу из здания. Подошла к двери. Никого не встретила. Если они и не спят, а в том зале, где бильярд, то им точно не до меня.

Тихо прошла по холлу. Тронула дверь, она легко поддалась и я вышла на улицу. Ночной ветер обдал щеки холодом, я глубже спряталась в капюшон. Сделала шаг, второй. Осмелела и спустилась с крыльца.

Только коснулась последней ступени ногой, сквозь шелест оголённых деревьев, услышала пугающий звук.

Быстро обернулась и увидела в полутьме — две собаки сидят, скалят зубы и смотрят на меня.

Я застыла на месте. Ясно теперь почему нет охраны. Зачем работать людям, когда это могут сделать собаки.

Стою, смотрю на горящие в темноте глаза, боюсь пошевелиться. Каждое движение новый устрашающий рык. Ещё одно и эти монстры бросятся на меня и растерзают в клочья.

— Куда собралась любимая?

Я обернулась на пороге Савицкий и ещё двое. Улыбаются. Им смешно.

— Мне душно. Хотела на воздух, — сказала первое, что пришло в голову.

— А может ты хотела от меня сбежать? — усмехнулся он, поднёс к губам сигарету и затянулся.

Небрежно так, и смотрит холодно. Как будто, вот только сегодня не говорил, как я ему нужна. И о своём желании на мне жениться.

— Или ты хочешь, поскорее увидеть своего дорогого Беса?

— Нет, — сказала, как отмахнулась от подозрений.

Он показал кивком, чтобы заходила обратно и я безропотно подчинилась.

— Если тебе не спится, пойдем с нами. Будет интересно.

Ничего не оставалось, как идти за ними. Снова темный коридор. Потом дверь. Егор толкнул её и в глаза ударил свет. Когда глаза привыкли, я увидела у стены несколько человек. Стоят и смотрят на нас входящих. Как будто чего-то ждут.

И только на второй или третьей секунде, я вздрогнула от тёмного взгляда направленного на меня.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

68. Бес

Когда Ева вошла, я даже не сразу понял, что это она.

Достаточно было двух секунд, чтобы понять от той Евы, которую я знал — только взгляд. Другая, с головы до ног. Нереально красивая. Тонкая, изящная, новая. Взгляд мой влип в эту новую Еву, всосался и держит, не умеет отпустить, а надо. Секунды две я смотрел и отпустил наконец.

Она потупилась. Тоже долбануло. Как и меня. Слава богу, сама отдернула взгляд.

А за нами наблюдают внимательные глазки Савицкого. И не только его. Все кто здесь находится, ощущают этот момент. Ждут, что я буду делать и что будет делать Ева. Придётся им подождать немного дольше.

Савицкий вошёл, сел сверху на стул посередине комнаты, положил руки на спинку перед собой и окинул нас с пацанами взглядом хозяина. В его позе власть и пренебрежение. Позади, кодло уродов. Собственно таких же, как мы когда-то за Давидом.

В другое бы время удавил бы гниду. Но не сегодня. Удавлю ещё. Будет время. Если оставит.

— Слушаю парни, вы хотели мне что-то сказать? — проговорил надменно.

— Пришли проситься к тебе на работу. Давид бросил нас, сбежал, — проговорил Саня, обернулся ко мне, неуверенно глянул. Я подмигнул ему, показал, чтобы не трепыхался, как петух на суп.

— Это и так было понятно. Ваш