Анатолий положил трубку с тяжёлым чувством. Он-то, оказавшись неожиданно для себя в эпицентре готового вот-вот разразиться «землетрясения», сомнений не испытывал, но сделать больше того, что уже сделал, не мог. Всё дальнейшее будет происходить независимо от его воли и желания.

Да, очень вероятно, что им остались те самые час-другой условно спокойного времени, как перед первым выстрелом неотвратимо подступившей войны.

Хорошо, что очень скоро, быстрее, чем даже ожидала Людмила, хлопнула дверь прихожей и в квартире раздались голоса Леонида и второй девушки, напарницы Вяземской. Журналист почти бегом кинулся им навстречу.

– Что тут у вас приключилось? – не успев ещё перестроиться после весьма приятной прогулки с Гертой, приподнятым голосом спросил Контрразведчик, которому Герта без подробностей сообщила, что Людмила просит их немедленно, со всей возможной быстротой вернуться домой. Тут же сама остановила такси, и кабриолет за двадцать минут домчал их с Воробьёвых гор до места.

– И ты уже здесь? – без удивления спросил Мятлев у Анатолия. – Следующим кто, САМ будет? Наши дела явно идут в гору…

Вяземская, одновременно пересказывая обоим, что сегодня случилось, сунула в руки генерала распечатки, сделанные по материалам, выданным Шаром.

Опытным взглядом охватив содержание «меморандума[40]», Мятлев нахмурился.

– Принципиально ничего нового. Оппозиция не оппозиция, но большинство здесь упоминаемых так или иначе связаны с сырьевым бизнесом или корпорациями, по тем или иным причинам не заинтересованными в каких угодно переменах, хоть экономических, хоть политических. Система отлажена, каждый имеет свою долю, и малейшая попытка что-то изменить, да хоть вывозные пошлины на лишний процент повысить – уже повод! Кеннеди, кстати, застрелили за проект отмены налоговых льгот «на истощение недр» для «нефтяных королей». К сожалению, у нас слишком мало сотрудников выше полковника, абсолютно независимых от всякого рода лоббистов, групп давления, служащих только потому, что считают это своим долгом. Они необходимы, когда всё же требуются профессионализм и «честность», которая всеми остальными считается дефектом психики или разновидностью снобизма, но ходу им не дают и смотрят как за потенциальными врагами. Такая вот весёлая жизнь…

Он нервно скомкал листки в кулаке, потом опомнился, начал их расправлять. Затем прошёл в кабинет, остальные потянулись за ним.

– Сделать со всей этой компанией в нынешних условиях ничего невозможно, – продолжил генерал, садясь в кресло рядом со столом и телефоном. – Ваши люди правы, – обратился он непосредственно к Людмиле с Гертой, – вариант мог бы быть только один – аналог тридцать седьмого года, с полной чисткой аппарата, но на это во всех ветвях власти ни у кого нет ни сил, ни желания. Всех всё устраивает. Я почти уверен, что сегодня никакого антипрезидентского выступления не произойдёт. Кому нужно – сделают вид, что ничего не случилось. Их цель и так достигнута – сигнал послан. И если Президент промолчит, они убедятся, что этот сигнал принят правильно. И станут делать то, что и делали, но с большим размахом, вообще не заботясь о «приличиях». Дума у нас такая, что закон о пожизненном наследуемом депутатстве со свистом пройдёт в трёх чтениях сразу. За один рабочий день. – Мятлев снова тоскливо и неостроумно выругался, в несколько затяжек дотянул до фильтра сигарету. – Меня, если случайно не попаду под машину на перекрёстке, просто отправят в отставку. И очень многих других…

– Это всё понятно, – ответил Журналист. – Не хуже тебя разбираюсь. Меня поражает оперативность и наглость, а ещё больше – какое-то непостижимое бесстрашие наших «оппонентов». Если они так хорошо осведомлены обо всех наших делах, так могли бы предположить, что ответный удар получат не от Президента… Должны ведь знать хоть что-то о контактах с той стороной.

– Это как раз понятно. В таком кураже просто не хочется верить в неприятное. Сталин же знал, что весь вермахт уже у наших границ, но принимал объяснение Гитлера, что они просто на отдых сюда отведены. А кое-кто, я уверен, рассчитывает после «победы» и этот ресурс себе в актив записать. Чего тут такого сложного…

Пока они говорили, Людмила указала Герте на дверь, и они вышли в соседнюю комнату.

– Будем вызывать Фёста с Секондом. От нас с тобой толку мало, от этих, – она пренебрежительно мотнула головой в сторону двери, – тем более. Говорильня, говорильня…

– Вызывай, – согласилась Герта. – Чёрт с ними, с запретами, – по прямому лучу и аллюр три креста. Нам с тобой поручили всего-то обеспечить безопасность гостей, и то такого натворили…

– Так обеспечили же, – возразила Вяземская. – И показали, что шутки шутить не намерены. Пусть твой генерал что угодно думает, а пока все, кого это касается, не выяснят, как именно я их сделала, следующих пакостей можно не опасаться. А для большой политики мы с тобой точно не созрели. И слава богу…

Понимая, что до возвращения Фёста сделать всё равно ничего невозможно, не кидаться же на выручку Президента вдвоём с одним на двоих пистолетом (да хоть бы и автоматы им девушки сейчас выдали), полная бессмыслица, друзья занялись успокоением нервов и дальнейшими теоретическими рассуждениями.

Рюмка хорошего коньяка вполне заменила «наркомовскую порцию», а в коробке на столе обнаружились и классные сигары. Очень быстро оба поверили, что выход из положения обязательно найдётся.

– Ты видишь, – говорил Мятлев, как бы дирижируя собственными умозаключениями дымящейся сигарой, – работать всерьёз у нас уже нельзя. Как нельзя плавать в рассохшейся бочке. «Протечки» везде капитальные, да и неудивительно, болтают все, кому не лень, что ни попадя на каждом углу. И про наши контакты с той Россией уже небось половина Москвы знает.

Насчёт половины Москвы он фигурально выразился, в том же смысле, как «на премьере такого-то» была «вся Москва». То есть человек сто достаточно известных людей.

– Ты куда газеты дел, что отсюда прихватил? – спросил генерал.

– Да по-разному. Что-то дома лежит, часть Генрих взял…

– И на работу носил?

– Может, и носил, но специально никому не показывал, это точно…

– А специально и не нужно. Мельком кто-то случайно просмотрел, и если голова на месте, тут же и задумался.

– Над чем? – удивился Анатолий. – Кто в такое поверит?

– Один не поверит и бросит, второй не поверит, но станет соображать, кому и для чего такая фальшивка потребовалась. А совсем третий отнесёт в экспертно-криминалистический отдел и через час узнает, что такая бумага ни в России, ни в Финляндии, скажем, не выпускается, типографская краска тоже не современной рецептуры, фотоиллюстрации изготовлены на несуществующем в природе оборудовании… Мало вы с Генрихом книжек читали, ин-тел-ли-генты?