времени всё понятно: и те, кто создавал картину, и те, кто её курировал от известного ведомства, хотели, чтобы зритель гордился своей страной, и успешно этой цели достигли. Не нужно быть психологом, чтобы понимать — гордиться чем-либо куда приятней, чем презирать и ненавидеть. Но как объяснить живучесть «Мгновений» в новые времена, когда с интересом и увлеченностью его смотрят те, кто родился на излёте 80-х и потом, когда никакого СССР уже не было, зато желающих всё советское выкрасить исключительно в чёрный цвет — хоть пруд пруди?

После каждого телепоказа «Мгновений» новоявленные «критики» и «историки», с видом профессионалов, имеющих доступ к высшим государственным тайнам, с энтузиазмом, достойным лучшего применения, принимаются доказывать, что никакого отношения к действительности фильм не имеет, что в нем отражены реалии не Германии 40-х годов, а Советского Союза времён 30-х, что о переговорах союзников с немцами за спиной СССР сообщали не бравые советские разведчики, а завербованные агенты, продававшие информацию за бешенные деньги, причём не только нашей разведке. Все недочёты картины снова и снова разбираются чуть ли не по секундам. Пересчитана вся советская сантехника, плохо справившиеся с ролью немецкой, учтены все обручальные кольца, надетые не на те пальцы не тех рук, с точностью до метра зафиксированы все топографические несоответствия. Вот как недобросовестные кинематографисты обманывали доверчивого советского зрителя!

Но больше всего нареканий вызывал, конечно же, главный герой. И дело было не только в том, что Штирлиц не мог быть таким, сяким или разэтаким. Главное, он вел двойную жизнь, верой и правдой служа «империи зла». Похвала от товарища Сталина — «Что касается моих информаторов, то, уверяю вас, они очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и многократно проверены на деле» — в их глазах выглядела самым тяжким обвинением из всех возможных.

Вывод из всего этого делается однозначный — с теми, кто продолжает смотреть и любить «Семнадцать мгновений весны» что-то не так. Их подозревали либо в маниакальности, либо в фанатизме. В пылу полемики господа обличители начисто забывали, что перед ними фильм художественный, а не документальный, а, следовательно, история в нем рассказанная, не обязана соответствовать исторической действительности. Они тоже подпали под магию, сотворённую Татьяной Лиозновой и её соратниками.

Кинокритик Виктор Дёмин, один из тех немногих, кто сразу по выходе фильма сделал серьёзнейший разбор его достоинств и недостатков, воздержавшись от неумеренных восторгов, недоумевал по поводу того, «…как могло случиться, что перед нами разом и детектив, и не детектив, и любование документом, и весьма неточное его использование, а кроме того, и просто попытки документализировать чистый вымысел».

Проанализировав картину со всех сторон, Дёмин приходит к заключению, на первый взгляд, парадоксальному: «Не в том ли дело, что она разом и серьезна и грешит облегченностью, то есть адресуется и взыскательному и крайне нетребовательному зрителю? <…> Или телевизионный эпос невольно возродил слитность, нерасчлененность древнего, исконно эпического мышления, когда реальные события истории объяснялись вмешательством мифических персонажей и удивительные поэтические прозрения шли бок о бок с предрассудками и суевериями?» Что ж, фильм «Семнадцать мгновений весны» достоин того, чтобы рассматривать его как современную реинкарнацию одного из древнейших мифов человечества о вечной борьбе Добра и Зла — Георгий Победоносец в очередной раз побеждает Дракона.

Глава 9

«Вариант Олега»

От «Викинга» к «Омеге»

Скорин против Маггиля. Олег Даль и Александр Калягин

Николай Леонов пришел в МУР в 1953 году. За десять лет дослужился до капитана, стал лихим оперативником, его начальником был полковник Владимир Чванов, послуживший прототипов Глеба Жеглова. Служба шла успешно, Леонову стали поручать всё более ответственные дела, но организм не справился с перегрузками, и он был вынужден выйти в отставку по состоянию здоровья. С таким опытом за плечами начинать в 30 лет новую жизнь непросто.

Спасением от накатившего отчаяния стало литературное творчество, благо память хранила обстоятельства десятков уголовных дел. Правда, поначалу дело двигалось со скрипом, приходилось по многу раз переделывать написанное, ведь перо не пистолет системы «Макаров», к нему иной подход нужен. В 60-е дорога из милиции в литературу была уже проторена и в том, что Леонов пошёл по ней нет ничего удивительного. Странно другое — как среди внушительного количества добротных романов о бравых столичных сыщиках, появилась одна-единственная книга, посвященная совсем другим героям — бойцам невидимого фронта?

Роман «Операция «Викинг» о советском разведчике Сергее Скорине, заброшенном в оккупированный фашистами Таллин, был написан в соавторстве с человеком по имени Юрий Костров, о котором достоверных сведений — меньше, чем никаких. С большой долей вероятия можно предположить только одно — он был сотрудником Комитета госбезопасности и идея романа, скорее всего, принадлежала именно ему. Только такой «компаньон» мог снабдить бывшего муровца реалиями и деталями, которые никак не могли быть ему известны. Например, о так называемом «Бюро Целлариуса» или абверовской разведшколе на мызе Кейла-Йоа неподалеку от Таллина. Да и радиоигра советской разведки, организованная при помощи арестованного и работавшего под контролем агента, и перевербовка офицера разведки немецкой — отнюдь не плоды неуёмного писательского воображения.

Книга, опубликованная в 1973 году, получилась настолько удачной, что лубянские «кураторы» авторов вышли в Гостелерадио с предложением снять по ней многосерийный фильм. Планка, заданная «Семнадцатью мгновениями весны», вышедшими на экраны в том же году, требовала поддержки, и история противостояния двух интеллектуалов с сильными характерами этому требованию соответствовала как нельзя лучше. Причём от своего идеализированного предшественника Сергей Скорин выгодно отличался человеческой достоверностью — он был не суперагентом без страха и упрёка, ничто человеческое ему не было чуждо, в том числе страх и сомнения. Когда Скорину предложили работать в разведке, он честно признался, что трусоват и в герои-разведчики может не подойти. И своему новому начальнику он описывает этот эпизод, вместо того, чтобы выставить себя героем, как на его месте поступило бы подавляющее большинство. «У меня мозг профессионала, а сердце — обыкновенного любителя», — констатирует Сергей и не стесняется этого. И любовь у него абсолютно земная: любимая женщина устала его ждать, сын растёт, не зная отца. Да и его противник — лощёный барон, наследник древнего аристократического рода — тоже не лишен слабостей, и порой вызывает искренне сочувствие.

Когда человеку нечего терять

Сценарий заказали Николаю Леонову. С этим он справился сам, без помощников. Но консультанты на картине,