он казался одержимым желанием очаровать ее, то холодным как лед. Одержимость больше всего остального выводила ее из себя, и он это знал. Дьявол.

Четырнадцать дней прошло с тех пор, как Бриггс и Пайр схватили ее и вернули обратно для восстановления. Четырнадцать дней с ней нянчился Бриггс, а также периодически заглядывали Никс и сам кицунэ. Четырнадцать дней сбора обрывочной информации, для того чтобы понять происходящее. И столько же дней разочарования тем, что этого недостаточно для удовлетворения собственного неутолимого любопытства.

Каждый день без исключений Бриггс приходил, садился в старое, потертое кресло-качалку у камина и читал. Из-за этого он казался старше, чем был на самом деле. Мужчина сидел у огня, подергивая носом, чтобы не спадали очки, и полностью погружался в неизвестно какую книгу в кожаном переплете. Очки на нем ее удивили, и она тут же об этом сказала.

Он ответил, что у него может быть такое же плохое зрение, как и у любого человека. Как и у Никс, у Бриггса не проявлялось никаких внешних признаков того, что он Оборотень, но, глядя на его размеры, Тэмпест пришла к выводу, что он, вероятно, медведь.

Впадающий в спячку, учитывая, какой он скрытный и тихий.

Тэмпест не была против его общества, а скорее даже наслаждалась непринужденным, ненавязчивым присутствием целителя. Однако проблема заключалась в том, что Тэмпест хоть убей, но не могла понять, почему этого мужчину послали присматривать за ней. Сбежать она никак не могла. На этот раз на время выздоровления они не давали ей никаких обезболивающих. Хотя на этот раз она не была ранена. По крайней мере не так, как думали Оборотни.

Она превратилась в заядлую лгунью.

Тэмпест настолько громко фыркнула при мысли об этом, что Бриггс оторвался от своей книги и нахмурился.

– Что-то не так, Тэмпа? – спросил он, используя прозвище, которым ее наградили дядюшки и которое Пайр так нагло позаимствовал.

Пайр весело назвал девушку настоящим именем в самое первое утро после ее неудачного побега. Как только ее волосы вернули свой естественный оттенок, стало не так уж трудно понять, кто она такая. Новость о первой леди Гончей облетела все королевство.

Она покачала головой:

– Просто вспомнила одну забавную историю, рассказанную другом из столицы.

Ложь, и весьма посредственная, но Бриггс достаточно уважал личное пространство Тэмпест и поэтому, оставив девушку наедине с собственными мыслями, вернулся к чтению. Или, по крайней мере, сделал вид, что читает.

Хорошо, что он не может заглянуть мне в голову.

Тэмпест тревожно закусила ноготь большого пальца и, притворно прихрамывая, подошла к окну. Снаружи шел дождь: крупные, тяжелые капли воды скатывались по искривленному стеклу, словно соревнуясь друг с другом. Если бы Бриггс мог читать мысли, он бы знал, что она на самом деле задумала, и вот тогда она действительно была бы в опасности.

Прислонившись лбом к искореженному окну, девушка вздохнула. О чем она думала, соглашаясь на предложение короля? Дни сменяли друг друга, а легче не становилось: она ощущала гнетущую тяжесть. Казалось, что стены смыкаются со всех сторон. Каким образом она сможет найти Шута? Его люди держали ее в плену, и вероятность того, что она когда-нибудь убьет его, значительно снизилась. И теперь, если Тэмпест сбежит, то ее ждут только позор и тюрьма. С позором ей по силам справиться, даже заключение она могла бы вынести. Но одна мысль о том, что она будет прикована к королю, заставляла ее нервничать.

Что было еще хуже, так это ее растущая симпатия к Оборотням. Ни один из них не оправдал ожиданий Тэмпест. Несмотря на то что Гончая являлась их врагом, они относились к ней как к гостье. Где-то глубоко внутри она понимала, что если бы она была Оборотнем, то точно так же отреагировала бы на врага, вторгшегося на свою территорию, особенно после истории Никс.

– О чем ты там задумалась, Тэмпа? – тихо спросил Бриггс спустя целый час неопределенного молчания. – Не мог же дождь тебя настолько захватить.

Тэмпест пожала плечами, затем вздохнула.

– Понятия не имею, зачем Пайр до сих пор меня здесь держит. У меня нет ничего, что вам нужно, да и никакой опасности для вас я не представляю. Мы зашли в тупик. Какой во всем этом смысл? Он просто-напросто тратит на меня еду и ресурсы. – В памяти всплыли другие Оборотни из первой ночи в плену. – Другим Оборотням это явно не понравится.

Ей не нужно было смотреть на Бриггса, чтобы знать, что он улыбался.

– Знаешь, это звучит так, словно ты беспокоишься о благополучии клана.

– Могу предположить, что где-то поблизости живут дети и другие невинные люди, верно? – выпалила она, повернувшись при этом лицом к Бриггсу.

Как она и подозревала, мужчина улыбался ей, но в его улыбке не было ни капли снисходительности. Вместо этого он казался довольным тем, что у Тэмпест явно было сердце. И совесть.

– Достаточно трудно прокормить своих же, не говоря уже о врагах.

– Так вот кто ты такая? Наш враг?

Осторожнее, Тэмпест.

– Вы нарушаете закон, удерживая меня здесь. Отсюда следует, что мы враги.

Бриггс закрыл книгу и сплел пальцы.

– Следует ли? Я вижу здесь только двух людей с разным образом жизни. Почему это должно делать нас врагами?

– Я не имею в виду нашу кровь. – Настало время риска. – Я имею в виду то, с кем ты заключил союз.

– Если бы ты действительно с кем-нибудь пообщалась, может, не была бы такой невежественной. – Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. – Вы с Пайром не зашли бы в тупик, как ты сказала, доверяй ты ему хоть немного, Тэмпа, – пробормотал он. – Мы тебе не враги.

– А кто мой враг?

– Те, кто стремится навредить невинным.

– Согласна. Я поклялась защищать невинных.

– И все же ты служишь человеку, который обманывает и убивает свой собственный народ ради личной выгоды.

Теперь они к чему-то приближались.

– Каждый правитель идет на поводу у тех или иных своих прихотей, и в то время как король Дестин правит по всей справедливости…

– Справедливость? – коротко спросил Бриггс, открывая глаза. – Этому человеку ничего не известно о справедливости, ему понятны только жадность и порок. Ты задавала вопросы о чуме, но что-то подсказывает мне, что ты знаешь, что это не чума, а отравление.

Наконец-то мы к чему-то пришли.

– Я действительно верю в то, что во всем виноват яд.

– И на кого, по-твоему, ложится ответственность за данное преступление?

Она благоразумно промолчала.

Он покачал головой:

– Тебе не нужно ничего говорить. Вина всегда ложится на плечи талаганцев. Невиновного судят как виновного, а виновный притворяется