Я узнала, что за эти два года Фэй многого достигла. Она окончила университет, с ее-то способностями и умом ей удалось это сделать в кратчайшие сроки. Да и могло ли быть иначе, когда Фэй знала все что будет на экзаменах и успела отучиться заочно еще задолго до того как ее внешность изменилась. Я смеялась, когда она мне рассказывала о вытянутых от изумления лицах преподавателей. Фэй получила диплом детского врача-педиатра и уже спустя месяц открыла свой центр альтернативной медицины, со своим штатом работников. Постепенно центр стал не просто больницей, а еще и пристанищем для бездомных и брошенных детишек. Через время пришлось достраивать новый корпус и набирать нянечек и педагогов. Фэй лечила всех, в независимости от размера кошельков. Ее не волновали деньги и, наверное, она работала бы себе в убыток, если бы не щедрые пожертвования спонсоров и благодарных родителей, чьих детей уже давно приговорили. В центре лечили детей со страшными диагнозами, детей которым оставалось жить считанные месяцы, а Фэй возвращала их к жизни. С деньгами нашей семьи было возможно все и скрыть странные методы лечения и закрыть рты чиновникам. А потом Фэй взяла меня с собой. Она нашла способ вернуть меня к жизни. Когда моя нога переступила порог центра, я поняла, что больше в моей душе нет дикого страха одиночества. Это была терапия любовью. Так как специального образования я не имела, то могла работать лишь нянечкой, и я работала, я даже оставалась там, на ночь и попросту не могла уйти. Очень часто так бывает, что чужая боль и слезы отодвигают твою на второй план. Я могла о ком-то заботиться, я отдавала свою любовь и ласку, а она возвращалась ко мне втройне. С малышами не нужно было притворяться, с ними даже не нужно было разговаривать, да они и так понимали, что со мной что-то не так. Нам хватало общения взглядами. Более старшим я писала сказки, и они читали их вслух своим маленьким друзьям. А потом со мной вместе в центр переехала Туся.

Тут у нее было раздолье ласки и игр. Я возвращалась домой лишь иногда, когда Фэй настаивала, чтобы я передохнула, а потом я рвалась обратно. Ведь меня там любили и ждали. Моя жизнь начиналась заново. Без НЕГО. Точнее, ОН всегда незримо присутствовал рядом, но я больше не позволяла ЕМУ делать мне больно, а с ЕГО присутствием я смирилась. Он жил в моем сердце, истерзанном покрытом шрамами сердце, и черт возьми, уходить оттуда не собирался. Пусть живет, ведь в мою жизнь ОН уже не вернется.

Криштоф. О нем я не сказала ни слова. Хотя, несомненно, именно он заслуживает моего внимания больше всех. Ему удавалось оставаться незамеченным, невидимой тенью, которая рядом, но остается словно бесплотной. Первое время я не замечала его именно потому, что не хотела замечать. Он был для меня живым напоминанием кошмара и моего позора. Он знал то, о чем ни одна женщина не может и не любит рассказывать, если эта женщина пережила то же, что и я. Он видел меня растоптанной, облитой грязью, он видел мое голое тело, на котором тогда не осталось живого места. Он был свидетелем того, что со мной сделал тот, кого я люблю. Я, наверное, никогда не смогу сказать «любила». Хотя я очень бы этого хотела, но не могу. Криштоф делал то, что ему всегда прекрасно удавалось — он охранял. Меня Велеса и Фэй. Была ли я ему благодарна? Нет. Не была. Может быть, это кого-то удивит, но у меня свое мнение на этот счет. Ему не стоило вмешиваться, по всем законам я должна была остаться в той комнате навсегда. Это избавило бы меня от боли и воспоминаний, их бы просто не было. А он заставил меня жить и переживать весь кошмар снова и снова, день за днем, ночь за ночью. Этого я ему простить не могла. Я не злилась. Просто мне хотелось, чтобы он исчез. Не ходил возле меня, как постоянное напоминание обо всем что произошло.

Не смотрел на меня с сочувствием и жалостью. Меня не нужно жалеть. Это нехорошее чувство. Я ощущаю себя ничтожеством или неполноценной. Поэтому я его избегала. Криштоф хорошо это понимал и тоже старался не попадаться мне на глаза. Так мы и жили. Каждый в своем мире, в своем личном кошмаре. Только Фэй разбавляла это серую унылость и Велес. Вот где неиссякаемый источник энергии. Велес совсем необычный ребенок у него оказалось столько способностей — я диву давалась. Фэй говорила, что пока в нем не проявилась ни сущность ликана, ни вампира. Зато Велес прекрасно читал чужие мысли и творил всякие колдовские пакости, за что Фэй его наказывала. Тогда он прибегал ко мне в комнату и прятался у меня в шкафу. Мы все знали, что он там сидит, но я неизменно говорила Фэй, что не видела мальчишку, а она делала вид что верит мне.

Думала ли я о родителях? … Да, я думала о них постоянно, но к встрече с ними еще не была готова. Фэй иногда спрашивала, хочу ли я позвонить кому-то из них или встретится, а я не могла. Не потому что я их не простила, а именно потому, что знала, что они сами себя не простят. А еще я не хотела говорить о том, что случилось. Не хотела и не могла. Но, наверное, я уже созрела, чтобы говорить об этом сама с собой. Я много думала о том, что произошло за то время, как я вернулась из адского плена Берита. Я все время думала о том, что у каждого из моих родных была причина меня ненавидеть. А со временем я снова стала вспоминать. День за днем, час за часом. Я впустила Ника в свою память. Сначала это было больно. Невыносимо больно, словно кто-то режет меня живьем, потом я все же справилась. Теперь я думала о нем постоянно. Наверное, я должна возненавидеть моего палача, я должна желать ему смерти, я должна мечтать о том как он будет корчиться в агонии, но ничего этого не было. Я просто с горечью понимала, что он никогда меня не любил. Я была его игрушкой, милой доброй мягкой игрушкой, его куклой. Он сам меня создал для себя, он ваял меня месяцами, чтобы насладится своим шедевром, а когда понял, что кукла еще и живет своей жизнью, он решил меня сломать. Ник ни разу не спросил меня, правда ли то, что он видел? И хоть я и понимала, что все доказательства на лицо, но я …я бы никогда не поверила. Я бы боролось, искала и докапывалась до правды, а он приговорил и привел приговор в исполнение. После всего, что он со мной сделал, я все еще его любила. Я не просто его любила, я сходила по нему с ума, а еще я боялась. Я боялась его как самое жуткое создание ада. Не за то, что он насиловал мое тело и драл его в клочья, я боялась его за то, что он сжег мою душу и мое сердце, все покрыл пеплом, уничтожил, просто стер меня с лица земли. О насилии я старалась не вспоминать, мне вообще казалось, что той ночью в мою комнату пришел не Ник, а сам дьявол. Но я никогда не забуду — он меня предупреждал, я знала, на что я иду. Точнее я думала, что знаю, а на самом деле я попала в лапы чудовища и люблю я тоже чудовище. Когда он бил меня я не видела его лица, но я слышала его голос, он звучал в моей голове по ночам, мне напоминали его любые фразы. Те ругательства, что он выкрикивал, те оскорбления, те мерзкие слова, которые он говорил мне, когда разрывал мое тело. И все же ненавидеть я не смогла. Меня убивало другое, что я никогда не знала, в какой момент он мог превратиться в зверя. Я больше ему не доверяла, и никогда бы не смогла доверять. В моей душе поселился страх. Панический липкий страх, что он причинит мне боль снова, что найдет меня и будет терзать. А иногда, мне стыдно даже в этом признаться, я хотела, чтобы он меня нашел. Я хотела его увидеть. Один раз. Чтобы понять смогу ли я выздороветь и жить дальше без этой одержимости. Я лгала самой себе. Ведь на этот вопрос уже давно известен точный ответ. Я не смогу его простить, я не смогу пустить в свою жизнь, я не смогу даже видеть его и слышать его голос, но так же я никогда его не забуду, и никогда не буду любить никого, кроме него. Фэй видела, как я страдаю, она ждала, когда я смогу об этом заговорить. Нет, не заговорить, а написать ей о том, что я чувствую — голос ко мне так и не вернулся. Фэй применяла гипноз, магию, все что угодно, но на меня ничего не действовало, кроме того я набралась прежней силы, я вновь стала тем непонятным существом в которое меня превратил Майкл Вудворт. Существом, не имеющим названия. Тогда я попросила Фэй узнать все о таких, как я. Узнать хоть что-то. Ведь я не человек, но чувствую боль, и у меня бьется сердце, я дышу и у меня теплая кожа. Я — вампир, но я еще не разу не видела своих клыков и не испытывала жажду крови, я падший ангел, но кроме шрамов на спине я больше не обладаю никакими способностями падших. Тогда кто я? Фэй обещала, что спросит об этом у древних рун, и я ждала, когда она исполнит свое обещание.