Удэгеец и не думал отпускать ее. Невысокого роста, худощавый, в ватной куртке, без шапки, он весь сиял, и его скуластое лицо счастливо улыбалось.

— Не бойся, Оля, это дядя мой, Маяка, брат моего отца...

— Ну зачем он несет меня на руках? — сквозь слезы спросила Ольга, стыдясь людей, которые весело шли вслед.

Маяка принес ее в дом к дедушке Дендебу под шумные приветствия сородичей.

Назавтра бабушка Икья объяснила, что в старое время был у лесного народа такой обычай: старший брат невесты, после того как за нее отдавали «тори» — котел и копья, — выносил девушку на руках из юрты отца и передавал будущему мужу.

— Вот и надумали пошутить над тобой, внучка, — смеясь сказала Икья. — Юрий писал, что ты сиротка, что ни отца, ни матери, ни брата нет у тебя, вот и решил наш Маяка принести тебя в наш дом...

— Ничего, так лучше, что принес тебя, — добавила Яту, а почему «так лучше» — не объяснила.

— Бабушка Икья, — спросила Ольга, — а когда ты выходила замуж, старший брат тоже выносил тебя из юрты на руках?

Икья задумчиво пососала трубку.

— Давным-давно дело то было. Много-много зим с тех пор пробежало. Однако, помню: перед этим нехорошая весна была, худое поветрие над тайгой пронеслось, много наших удэге погибло. И Гяндяли погибла, первая жена Дендебу.

— Значит, ты вторая жена дедушки?

— Наверно! — ответила Икья утвердительно.

*

...В первый раз Дендебу женили, когда ему было двенадцать лет. Смутно помнит он, как отец, вернувшись после осенней охоты на изюбрей, выгрузил на берег полтушки мяса и велел сыну быстро собираться в путь. Мать одела мальчика во все новое, дала ему на дорогу три юколы и десяток пресных лепешек и проводила до протоки. Потом она вместе с мужем принесла чугунный котел, купленный прошлым летом в Олоне.

— Куда едем, отец? — спросил Дендебу.

— Невесту тебе покупать будем в роду Суляндзиги. Там хорошая девочка есть.

Суенка встретился с Суляндзигой на охоте. Они вместе убили изюбря и разделили между собой поровну мясо.

А потом, когда начался долгий разговор у костра, выяснилось, что у Суляндзиги есть девочка, а у Суенки — мальчик; договорились даже о выкупе, и Суенка пообещал Суляндзиге, что приедет на Улакан с сыном и привезет «тори».

Был сентябрь — пора золотой осени и время заключения браков. Суенка торопился. Если опоздает, его опередят другие, и тогда Гяндяли не достанется Дендебу.

К исходу третьего дня пути Суенка издали увидел сопку Улакан. Уже немного осталось до заветного стойбища. А когда солнце перевалило через горы и по всему горизонту запылал закат, бат Суенки врезался в песчаную отмель, прямо напротив юрты Суляндзиги. К радости Суенки, еще никто не приезжал смотреть Гяндяли.

Девочка ничего не знала о том, что затеяли родители. Встретив на берегу Дендебу, она схватила его за руку и потащила к клетке, сплетенной из тонких ивовых прутьев. В клетке резвились крохотные соболята.

— Отец подарил, — с гордостью сказала она.

— А я кабаргу недавно копьем убил! — в свою очередь похвастался Дендебу. — Хочешь, покажу, тебе то копье...

Но у Гяндяли было много разных вещиц, поинтересней копья. Когда она принесла из юрты кингуласти — красивую удэгейскую дудочку из длинного подсохшего стебля соссюреи, у мальчика загорелись глаза. Он выхватил из рук Гяндяли кингуласти, приложил к губам. Но дудочка молчала. Зато у Гяндяли она запела тонко и нежно.

— Подари мне кингуласти, — попросил Дендебу.

— Тебе лучше идет копье! — сказала она. — Ведь ты охотник.

Дендебу выхватил у нее дудочку и побежал к реке. Девочка заплакала. Дендебу стало жаль Гяндяли. Он вернулся, отдал ей кингуласти.

...Суенка и Суляндзига тем временем сидели около юрты и, куря трубки, разговаривали об охоте. О свадьбе разговора еще не было — он пойдет за угощением. Женщины специально готовили изысканное блюдо — «сяйни» — из спинок хариусов и моченых ягод черемши — имагбо. Старая жена Суляндзиги крошила рыбу, а молодая — мяла ягоды. Эту темно-сизую смесь надо еще полить медвежьим жиром и сдобрить острой травой люцайкой. На все это уходит много времени. Но хозяин не торопил своих жен. С гостем было о чем поговорить.

Они говорили о том, что нынче осенью много изюбрей, но охотиться на них не так-то просто: по следам изюбрей идут тигры, которых почему-то разослал во все концы тайги бог Онку. Однако бог Онку не любит делать охотникам зла и разрешил убивать по одному изюбрю на двоих удэге. Зато горбуши поднялось в таежные речки множество, так что юколы можно будет заготовить на зиму впрок.

— Добрая нынче осень, — начал Суенка, — хватит нам и мяса, и рыбы.

— Добрая потому, что наш брат удэге все лето следил за огнем, не заливал костры водой, не ворошил пепел палкой, — ответил Суляндзига.

— Два новых бата нынче летом выдолбил из живых тополей, к мертвому дереву ни разу не прикасался!

— Не носили унты из бычьей кожи, поэтому изюбрь нам легко дался! — в тон ответил Суляндзига.

— Рыбу вверх головой не жарил, вот и привалило нынче много ее! — продолжал Суенка.

Словом, они успели выкурить не одну трубку и вдоволь наговориться, пока женщины принесли угощение: сяйни, вареное мясо, черемшу.

Суенка доставал из-за голенища фляжку со спиртом.

— Надо, однако, выпить, чтобы разговор пошел у нас лучше.

Только к вечеру окончательно договорились о выкупе — тори, — какой следовало уплатить за Гяндяли. Назначили время, когда девочка перейдет из рода Суляндзиги в род Суенка. В сумерках Суенка принес котел и копья. Сверх того отдал Суляндзиге три серебряных полтинника, хранившиеся у него в складках хэйги — узких штанов. Все это составляло около трех четвертей выкупа за девочку. Остальную часть — один котел и один серебряный рубль — Суенка должен был внести в тот день, когда Гяндяли вынесут из юрты отца и передадут в руки свекра.

Суляндзига, взяв серебряные полтинники, тряхнул их на ладони, потом попробовал на зуб и, уверившись, что они