6.3. Прыжок к энергоэффективности и его последствия

Еще одной отличительной чертой этого кризиса стало активное обсуждение в формате МЭА планов сокращения импорта углеводородов на средне- и долгосрочную перспективу, начавшееся еще до окончания кризиса. В неразберихе 70-х годов, когда за пять лет в США, например, было принято три энергетических программы, какие-то конкретные цифры так и не были согласованы, хотя речь об этом и велась. Принимаемые в 1979–1980 годах показатели носили индикативный характер: агентство не имело рычагов проведения их в жизнь в обход национальных правительств, тем более оно не могло указывать, какие способы государства должны выбирать для достижения поставленных целей. В этой связи именно изучение практической реализации этих добровольных обязательств отдельными странами – участницами МЭА очень продуктивно для понимания специфики энергетических подходов США и ЕЭС после второго нефтяного кризиса.

Общий фон дискуссий в рамках МЭА формировался вокруг следующих противоречий. Во-первых, имелись противоречия между США, Великобританией, Нидерландами и Норвегией, которые имели обширные запасы собственных углеводородов и начали разрабатывать их особенно активно после кризиса 1973 года, и остальными странами Европы. Во-вторых, существовало противоречие между внутренней энергетической политикой США и нормами МЭА. У европейских участников агентства были большие претензии к Вашингтону по снижению энергопотребления, повышению энергоэффективности и, самое главное, по ценовой политике. Даже несмотря на меры, принятые администрацией Картера, энергопотребление в США почти в два раза превышало показатели Европы. Так, показатель потребления электроэнергии на душу населения в 1979 году в США был 1,12 против 0,52 в ЕЭС. Средний расход топлива на 100 км пробега в Новом Свете достигал 10 л, а в Дании и Нидерландах – 8,6 и 8,8 л соответственно.

Несмотря на Боннские обещания президента Картера, с правительственным контролем над ценами в 1980 году было «покончено» лишь частично под предлогом ухудшения экономической конъюнктуры. В такой обстановке даже Великобритании, самому лояльному партнеру, было нелегко брать сторону США в дискуссиях с коллегами по ЕЭС. Как заметил британский министр энергетики Д. Хаувелл в личной беседе со своим американским коллегой Ч. Дунканом, Лондону «было бы гораздо проще получить серьезную поддержку предложениям США , если бы цена на галлон бензина в Америке не была на 70 % ниже, чем в Европе». Показательно и примечательно, что подписание указа об отмене правительственного контроля над ценами на нефтепродукты стало первым действием Рональда Рейгана в новой для него роли хозяина Белого дома.

Средне- и долгосрочные энергетические программы МЭА ориентировались на следующие даты: 1981, 1985 и 1990 годы. По результатам саммита «Большой семерки» в Токио в 1979 году были определены среднесрочные цели по сокращению импорта до 1985 года. Страны ЕЭС взяли на себя обязательства не превышать в 1985 году размеры импорта 1978, а Вашингтон обещал выйти на уровень 1977 года. Эта цифра составляла 8,5 мбд, но вскоре она была снижена президентом Картером до 8,2 мбд, о чем он заявил в обращении в Канзасе 16 июля 1979 года – полсуток спустя после своей самой знаменитой речи по энергетической тематике, названной «Кризис веры». Всего же общий уровень импорта для стран – членов МЭА должен был составить 26,2 мбд к 1985 году, однако уже в 1980 году эта цифра была пересмотрена в сторону понижения до 22 мбд.

18–22 мая 1980 года состоялась встреча правления МЭА, на которой была принята долгосрочная энергетическая программа стран-потребителей: к 1990 году совокупный импорт нефти в страны – члены МЭА не должен был превышать 18–19 мбд. 22–23 июня 1980 года прошел очередной саммит «Большой семерки» в Венеции – «хорошо подготовленное, успешное мероприятие, прошедшее в обстановке гармонии». В официальной повестке дня нефтяная проблема значилась как основная, но она оказалась в итоге «заглушена» обсуждением афганской проблемы. Центральная сессия началась с выступления премьер-министра Японии, который, отдавая дань тому месту, где проходил саммит, обратился к своим коллегам со следующей фразой: «Мы все в одной гондоле». Лидеры семи развитых стран подтвердили решение сократить к 1990 году долю нефти в энергетическом балансе с 53 % до 40 %. Также была поставлена весьма амбициозная задача по интенсификации использования топлива: соотношение между темпами экономического роста и темпами роста энергопотребления должно было сократиться до 0,6. Там же впервые был поставлен вопрос о разработке мер по предотвращению «импульсивного поведения» рынка в условиях близких к кризису (sub-crisis management).

Сокращение импорта в 1985 году планировали выполнить за счет влияния на динамику спроса – именно поэтому изначально во всех официальных коммюнике этого периода делался большой акцент на аспект энергосбережения. Так, в США уже после начала второго энергетического кризиса были введены обязательные стандарты энергоэффективности для производителей автомобилей, увеличены ассигнования на развитие солнечной энергетики, учрежден отдельный орган, который должен был отвечать за разработку новых видов топлива – Корпорация синтетического топлива. Финансирование корпорации осуществлялось за счет средств, полученных правительством с нововведенного налога на сверхприбыль нефтяных компаний, переживавших в 1979–1980 годах невиданный бум. Корпорация должна была реализовать проект по производству 2 мбд синтетического топлива через 5 лет после своего создания. В рамках МЭА также были приняты директивы по развитию атомной энергетики, добычи угля, по технологиям производства синтетического топлива. Еще на Токийском саммите 1979 года была создана Международная энергетическая технологическая группа, преобразованная в 1980 году в Группу высокого уровня по коммерциализации энергетических технологий, из самого названия которой ясна сфера ее компетенции.

Однако решения МЭА и «Большой семерки» стали корректироваться сразу же после принятия. Не в последнюю очередь это было связано с улучшением обстановки на нефтяном фронте, ибо выяснилось, что война между Ираном и Ираком, ужасающая по кровопролитности, не обернулась катастрофой для рынков. Но основные изменения произошли в плоскости политической экономии, и они были связаны с приходом к власти в США Рональда Рейгана.

Если администрация Картера смотрела в одну сторону с Европой в отношении путей выхода из плена нефтяной зависимости – за счет стимулирования энергосбережения, то Р. Рейган верил в то, что бизнес, а не дорогие федеральные программы вернут былую Америку, землю нескончаемых богатств, бесконечного экономического роста и неограниченного потребления. «Не правительство обеспечивает экономический рост, а народ. Все, что может сделать правительство, это поощрить людей полнее использовать их предприимчивость и оживить в них дух предпринимательства, а потом просто уйти с дороги и не мешать», – заявлял президент, мечтавший вернуть веру в безграничность роста. Отчасти Р. Рейган был прав, поскольку, как отмечает ряд исследователей, бурная деятельность Дж. Картера в энергетической сфере стала превышать возможности политического истеблишмента гарантировать эффективную реализацию предлагаемых мер. Так, как влиятельнейший сенатор Ч. Берд жаловался, что для проведения в 1980 году публичной кампании по энергосбережению ему пришлось получать разрешение у пяти различных комитетов.